...Медленно опускаюсь на колени, сглатываю комок ужаса. Он прилипает к горлу, как холодное масло, и я кашляю, неловко изогнувшись в сторону. Мужчина усмехается, скрещивает ноги, и я смотрю на его ботинок. Блестящий, с крохотными дырочками, явно дорогой. Хочется подползти и понюхать, настоящая ли это кожа. Уверена, что настоящая, но все равно чуть подаюсь вперед и повожу носом. Гипнотизирую ботинок, не позволяю себе думать ни о чем другом, иначе закричу в голос.
— Неужели тебе не объяснили, что соблазнять надо меня, а не мои ботинки? — грубо смеется мужчина. В его смехе презрение и непонятная злоба.
Отползаю назад, искоса смотрю на дверь. Только бы сюда никто не зашел! Я все смогу, только без свидетелей. Ведь обещала Олави, что сделаю все как надо.
— Я все сделаю как надо, — жалобно обещаю мужчине, надеясь, что он меня не ударит. Я не героиня, не воительница, а сломленное маленькое животное, обезумевшее от страха. У меня одна цель — выжить.
— Кому надо? Что надо?
Он больше не смеется. Наклоняется вперед, нависая надо мной. Два блестящих ботинка рядом на полу, и я смотрю только на них, боюсь поднять взгляд на его лицо. Черноглазое чудовище — именно так я прозвала его при встрече. Про себя, конечно, не вслух. «Не отдавай меня чудовищу!» — молча умоляла Олави. Как предчувствовала, что отдаст, видела ведь, как чудовище на меня смотрит. Исподлобья, тяжело, остро. Как будто снесет все на своем пути, схватит меня в охапку и сбежит. Больной взгляд, чтоб его! И шрам на челюсти, длинный, зигзагом, от которого кривится рот. Олави видел панику на моем лице, но все равно отдал меня чудовищу. Только что в оберточную бумагу не завернул да бантик не прицепил к причинному месту. И вот мы остались наедине. Я умираю от страха и неловко ползу вперед, стараясь выглядеть соблазнительной. А он смотрит на меня как на раздавленного муравья под ботинком.
— Вам, — отвечаю на удивление твердо. — Я сделаю все, что нужно ВАМ. — Икаю на последнем слове, и получается «ва-ам». Но он не смеется, даже не улыбается. Без предупреждения всаживает кулак в стену и снова замирает.
