– Черт возьми!
Фраза донеслась из коридора, но казалось, что из-под толщи воды. Леля услышала ее, но не обратила внимания. Иначе спохватилась бы и улепетывала. Знала ведь, чем заканчивается этот возглас. А видеть богов, или кого-либо из Нави, Леля сейчас не хотела. Точнее больше никогда не хотела.
Они знали.
Хорс видел, что тетрадь Семы закончилась. Ицпапалотль догадалась, коснувшись его. Мокошь и сестры Мойры наверняка тоже знали. А Морана, хоть и не обладала силами, способными увидеть чужую смерть, прожила уже достаточно, чтобы безошибочно чуять ее в воздухе.
Только Леля не знала.
Никто ей не сказал.
Он ей не сказал.
Едва эти мысли закрадывались в голову, Леля вскакивала и, напевая что-то очень громко, неслась, куда глаза глядели.
Но сейчас она не могла себе этого позволить. Если она будет бегать и кричать, ее выгонят из палаты. Ничего страшного – Леля и так собиралась уходить. Проблема была лишь в том, что никто не знал, где она. Ведь Леля пробралась в палату без спросу. Еще полчаса назад она закрывала смену в кафе «У Догоды», которое находилось… Где оно находилось? Леля не знала. Прошло уже две недели, а она даже адрес не спросила. Впрочем, какая разница? Все, кто нужно, понимали, где находилось это место. А остальным о нем знать не обязательно.
В общем, совсем недавно Леля стояла там, в деревянной бревенчатой постройке, которая пропахла соломой и жареным луком. А сейчас она находилась в помещении более современном – палате городской больницы, где пахло чистотой: спиртом и фенолом.
Леля ненавидела это место. Но в последнее время она приходила сюда едва не ежедневно. Она ничего не делала и ничего не говорила. Просто смотрела на Яну, свою старшую сестру, которая уснула в «божественной» коме по вине Лели. Вообще, виноват был предыдущий Чернобог. Но даже когда Леле говорили об этом, она не могла приять такую мысль.
Она виновата в том, что – еще немного – и Яне отключат аппарат жизнеобеспечения.
Кажется, вместе с божественной сущностью богини весны и лета Леле достался еще один необыкновенный дар – способность довести каждого любимого ей человека до смерти.
