Меня уволили из полиции после десяти лет работы. Из-за какого-то сопляка, который отстреливался из нелегального оружия, и я уложил его только тогда, когда пули просвистели возле моего уха. Пройдя много комиссий, и потеряв кучу нервов, мне поставили на моем личном деле большую прямоугольную печать: Превышение служебных полномочий, и сдали дело в архив.
– Джек, – не переживай, – сказал мой напарник, – они просто сволочи, дело было абсолютно чистое, но…
Это *но* до сих пор сидело глубоко внутри. Я послал их всех, сдал оружие и значок. Вещей у меня было мало, я забрал их, и, не попрощавшись, вышел. День стоял чудесный, и я направился в сторону моего дома. Кое-какие сбережения у меня были, но надолго их бы не хватило. Устраиваться на хорошую работу с такой формулировкой об увольнении было делом бесполезным, особенно в этом городе. Вечером я пошел в ближайший бар и напился, так я отметил начало своей новой жизни. В этом месяце мне должно было стукнуть тридцать, я попал в свой отдел сразу после окончания школы полицейских. А теперь стал самым обычным безработным.
Я был сбитого телосложения, среднего роста со светло коричневыми волосами и серыми глазами. Немного выступающий подбородок придавал, как мне казалось, моему лицу мужественность. И вообще, по фигуре, лицу и походке, во мне запросто можно было узнать полицейского, кем я и являлся до последнего времени.
Отойдя от вчерашнего рома, я сел думать. Куда бы я ни направлял свои мысли, все опять сходилось к одному: из этого города надо было уезжать. Но уезжать можно было только к родителям. Я был их единственным сыном. Мой отец когда-то был банкиром, но уже давно был на пенсии, как и мать. Оба жили в другом месте. До их небольшого городка шел прямой поезд, а на машине было часа два езды. Я продолжал думать до вечера, но ничего нового мне в голову так и не пришло. Я встал и пошел к хозяйке, сказав ей, что завтра я съезжаю.
– Уволили? – спросила она.
Я молча кивнул.
