Каждый шаг, как в бездну, каждое движение отголосками боли. Вдоль позвоночника будто иглы вонзаются в спинной мозг, глубоко, сильно. Так, чтоб простреливало паутиной адского тока по всему телу. Пока шли между клетками, я была счастлива, что на мне маска, и тварь, которая украла у меня кусок жизни, украла у меня кусок сердца и души, идет впереди меня и не видит, как меня трясет, она нахваливает своих рабов. Несчастных, опутанных железными кандалами, скованных по рукам и ногам беспомощных псов. Так она их называет. Да, они преданно падают на колени, да, они склоняют головы. Она их сломала. Она превратила их в тряпки, готовые на что угодно за ее благосклонность. И я не хочу верить, что с Ханом она могла сделать то же самое.
Я увидела его сразу. Нет, не увидела. Я его почувствовала. Как чувствуют нюхом дикие звери, как чует умирающий от жажды журчание воды, даже если его не существует. И я слышала. По реву узнала, по тяжелому дыханию. По каким-то невидимым молекулам. Сердце заныло, застонало и вынудило обернуться, чтобы огромной силой воли заставить себя не пошатнуться. Увидела своего мужа.
Гордого, прямого, как струна, покрытого грязью, кровью и потом. Если бы я могла заорать, если бы могла упасть к нему в ноги и жадно целовать его грязные пальцы, я бы так и сделала, я бы жалась к нему изголодавшимся телом, я бы нюхала его засаленные волосы, я бы целовала каждую каплю пота на его теле и покрывала поцелуями каждую рваную рану, и оплакивала их, как свои собственные. Но я могла только открыть рот под маской в немом вопле, в отчаянном крике радости и боли. И дикая пульсация сердца заставляет все тело неметь, покрываться мурашками, а перед глазами темнеет, и кажется я могу упасть на пол… Но нельзя. Ничего нельзя. Он жив! Божеее мой, он жив! Я была права. Как они не убеждали меня, как не пытались его похоронить, как не считали меня сумасшедшей. Он жив.
А потом посмотрела ему в глаза и….поняла, что ошиблась. Не жив. Он мертв. Давно. В этих глазах больше нет человека, в них нет света, нет огня. Они сухие, мутные, полные ненависти, и ад живет в них, ад, способный умертвить все живое вокруг. И эти ссадины, раны, шрамы. Бесконечные увечья.
