До Города оставалось часа полтора, и поезд уже не плёлся сонной черепахой, а с каждой минутой наращивал темп, словно желая появиться в пункте назначения во всей красе и мощи. За окном рассветало, монотонно мелькали столбы с синусоидами проводов, безмолвно неслось полотно пустого пути, и все чаще ревели встречные электрички.
Сняв с багажной полки свою худосочную сумку, Славянка достала из неё косметичку и, расположившись за столиком, занялась наведением красоты, что было для неё не просто обязательной ежедневной процедурой, а своеобразным хобби, как коллекционирование марок или чтение книг. Впрочем, заниматься этим она любила в тишине и спокойствии, а в раскачивающемся поезде терялось не только пятьдесят процентов интереса, но и столько же процентов качества. Поэтому она поторопилась закончить своё занятие и, положив косметичку в сумку, украдкой посмотрела на соседей по купе.
Их было двое – мать с сыном. У пожилой бледной женщины резко выделялись мешки под глазами, и, хотя она старалась казаться моложавой и одета была вполне прилично, все её старания начисто перечёркивались несуразными роговыми очками с толстыми стёклами, сквозь которые мутно-голубые глаза казались огромными и плоскими.
Её сын был не старше самой Славянки – на вид ему было лет семнадцать-восемнадцать. Его звали Костя, и за четверо суток пути он не проронил почти ни единого слова. На редкие вопросы матери он отвечал тихо и односложно, а иногда лишь кивком или отрицательным покачиванием головы. Изредка, когда Славянка лежала на своей полке наверху, уставившись в пестрый журнал, она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Но стоило ей повернуться к нему, как он моментально отводил глаза к окну и густо краснел. В таких случаях она только мысленно усмехалась. Она понимала, что нравится ему (она не могла не нравиться), но в знакомстве с ним не видела никакой выгоды и поэтому инициативы не проявляла.
Вот и сейчас, украдкой взглянув на Костю, она натолкнулась на его мечтательный взгляд, который сразу же метнулся в сторону. Его мать заметила это и улыбнулась. Положив худые, усыпанные веснушками руки на столик, она сказала: