Золотистого меда струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, – и через плечо поглядела.
Осип Мандельштам
Майкл возвращался из Лондона в среду, Игорь вызвался встретить его в аэропорту – это был законный повод съездить в Палермо, а он скучал по большому городу.
На Сицилии они жили уже девять месяцев, с тех пор, как Коваль купил виллу в окрестностях старинного городка Эриче. Викторианский особняк, построенный для английского генерала, долго пустовал из-за тяжбы наследников, сад зарос колючей ежевикой. Но им обоим понравились здешние места, дымчатый вид на море с террасы и сам дом в колониальном стиле с большими холлом, ротондой, деревянными лестницами, ведущими с этажа на этаж. Лето в этих широтах обещало быть не таким знойным, как в Аргентине, а зимой в горах лежал снег, напоминая о доме и уже чужой, несостоявшейся судьбе, которую Игорь переменил два года назад.
На Сицилии он чувствовал себя совсем здоровым и с разрешения Майкла занимался обустройством дома. Под его присмотром мастера из местной подрядной компании меняли трубы и электропроводку, обновляли отделку комнат и оборудовали подвал. Игорь смотрел, как реставраторы приводят в порядок полы и потолочные балки в библиотеке, полируют старинную ореховую мебель, чистят тканую обивку стен, и даже сам учился клеить обои и укладывать кафель. Денег Коваль не жалел; только переделка бассейна на террасе обошлась раза в два дороже сметы. Комнаты Игоря на втором этаже тоже были полностью перестроены и разгорожены раздвижными дверями из матового стекла, за которыми тот жил теперь словно экспонат в лабораторной колбе.
Вместе с ними в Эриче переехал водитель, кореец Ван, ростом и сложением с тринадцатилетнего мальчика, и его жена Роза, приземистая полная филиппинка с лицом снеговика. Слуги уже лет десять работали на Коваля, были преданы ему и докладывали обо всем, происходящем в доме. Игорь с трудом выносил их неотлучное присутствие, но недели, проведенные в клиниках, операция на коленном суставе и длительный прием обезболивающих научили его терпению. Действие душевной анестезии, вытеснившей из памяти прошлое, он ощущал и по сей день.