Надо бежать…
Но ноги будто вросли в пол, и
я не могу даже пошевелить пальцами. Весь мой мир сузился да этой комнаты,
освещенной лишь тусклым, едва горящим бра. В самой дальней части помещения, в
глубоком кресле сидит Он. Я вижу только его ноги, слышу голос и…
Чувствую нечто, что не
поддается объяснению. От сидящего в кресле мужчины исходят физически ощутимые
волны властности, пожалуй, даже беспощадности. Тон, которым он говорит, не
предполагает возражений. Этот человек привык командовать. Привык, чтобы его
приказы немедленно исполнялись.
— Как зовут?! — Голос его
подобен громовому раскату.
— Разве мое имя что-то значит?
— отвечаю дерзко.
Голос — это все, что не
поддалось демоническому магнетизму мужчины. Тело же мое больше мне не
принадлежит. Меня купили, как какую-нибудь игрушку. И я не могу противиться
этому.
— Действительно, это неважно,
— произносит он после некоторых раздумий. — Теперь раздевайся, я должен видеть,
за что так дорого заплатил.
Я нервно сглатываю и кошусь на закрытую дверь.
Мечтаю сбежать, но отчетливо понимаю: это невозможно. Такого права у меня нет.
Завожу руки за спину и расстегиваю
длинную молнию на облегающем, ярко-желтого цвета платье. Оно падает к моим
ногам причудливыми складками. А я стою в одних маленьких трусиках такого же
желтого оттенка. Прикрываю грудь рукой, тщетно пытаясь спрятаться от взгляда
мужчины. Он будто прожигает меня насквозь, превращает кровь в ртуть, что жгучим
ядом растекается по венам.
— Я не люблю повторять дважды!
Его приказ более чем понятен.
И все же мне стоит огромного труда выполнить команду. Пальцы мои не слушаются
команды мозга, словно деревенеют, становятся похожими на ветки засохшего
дерева. Кое-как поддеваю ими трусики и
стягиваю, зажимаю в ладошке.
— Хорошая девочка! — меня
хвалят, как собачонку, правильно выполнившую команду.
Кресло жалобно скрипит: Он
поднимается. Размашистыми шагами направляется в мою сторону. И я гляжу на него,
силясь рассмотреть лицо за плотной маской. Его движения, этот наклон головы
кажутся мне смутно знакомыми. Даже эти глаза цвета холодной стали на секунду
становятся такими близкими, родными.