… – Обделался с лёгким испугом, – не раз потом вспоминал тот случай местный шутник Василич, – так это и называется, по-моему…
…Паша Ковалёв был знатный рыбак. Нет, он был не из тех гавриков с закидушкой*, типа меня. Паша мужик солидный. Спиннингов у Паши пять штук, один лучше другого, с японскими катушками, и костюм водолазный у Паши, и ружей подводных несколько, и пневматика, и с резинкой. Паша если идёт на рыбалку, то едет за город на неделю, с палаткой и мангалом, рыбу привозит – пальчики оближешь. Бывало и осетра припрёт в полтора метра, и кефаль у Паши отборная – не меньше полторашки*, мельче не берёт. И раков Паша припрёт, шо семечек – пять мешков. Мы с пацанами этих раков потом до поносу… Соседи на Пашу не налюбуются. Паша с рыбалки приехал, весь подъезд рыбой обожрётся. Щедрый мужик, и весёлый.
А трудился Паша по вахтам. На Тенгизе* шоферил, денег кучу заколачивал. Завидный жених. Тридцать лет хлопцу, здоровенный, крепкий мужик. И во дворе Пашу уважали. Много не базарит, всё по делу разве. Если Паша сказал, значит не просто сказал, а рот попридержи лучше, и не вякай. Паша бутылку водки выпивает для разогреву только. Кулаки, как чайники. Мухи Паша не обидит, да оно и не к чему. Паша посмотрит только по-доброму, а уже все и примолкнут. Ещё-бы! Вот так вот по доброму на вас кто-нибудь смотрел? Который выше вас на две головы. И тяжелее кило на пийсят. Смотрел? Паше и ругаться не надо. Ухмыльнётся только, и всё. Тыр-пыр, восемь дыр.
…А потом Паша пропал на несколько месяцев, и привезли его ближе к осени. На носилках. Паша где-то в степи, на буровой установке, помогал кому-то из шоферов ковыряться под трактором. Грязюка жирная в полметра, дождик, а Паша с друганом трактор заглохший чинят, лежат под ним, и трактор какого-то чёрта поехал, и переехал гусеницей Пашу поперёк, вдавливая Пашу в грязь, и раздробил Паше кости таза в щепку… Только грязь и спасла-то.
…Привезли Пашу из госпиталя. Весь в гипсе Паша, словно кокон залеплен, из гипса трубочки торчат. И ходит к Паше медсестра, уколы делает, и пролежни растирает камфоркой. Огромадный Паша лежит который месяц уже на диване своём, телевизор смотрит. Дверь у него в квартире не закрывается круглые сутки. Соседи наведываются. Кто супу припрёт кастрюльку, кто из мужиков бутылочку. И очень скоро стали к Паше ходить всяко-разно… Отребье какое-то. Паше пенсию назначили по инвалидности хорошую, а живёт один. Деньги есть, а главное – Пашу медсестра колет морфием. Боли у Паши неимоверные, говорили. И Паша наш теперь законный морфинист. Кто-то натрепал, как видел, что Паша регулярно «шмыгает» себе в вену укольчик, а потом успокаивается, и даже весёлый становится, и потянулся к Паше наркоманский люд. Люди они приветливые, и кушать приготовят, и подушку поправят, если надо, и за «кое-чем» сбегают, а потом посидят коллективом по-тихому, Гребенщикова послушают негромко. Притон у Паши образовался, короче. А наркоши бывают разные. Есть порядочные скромные люди. Ширяется вон гляди себе по-тихоньку, и живёт спокойно. А есть дурачьё. То по-передозу* набуровит, обрыгается где-нибудь в подъезде, и валяется, пока менты не заберут. То, опять же, и сам в историю вляпается, и других за собой потащит, в ментовке всех дружков с потрохами сдаст. Самый паскудный народ наркоманский. Все как один мразь на мрази.
