Музыка бомбила по ушам. Танцпол уже
давно опустел.
Подпившая молодежь важно
растянулась по всему залу, каждый за
своим столом с одинаковым барным набором
– большое алюминиевое ведро с алкоголем.
Две бутылки водки – одна поменьше,
другая побольше, текила и ром. У кого-то
они стояли почти полными, у кого-то
оставалось пустыми слезами на дне. Около десятка
банок с газировкой обрисовали
полумесяц.
На широком кожаном диване
раскинулись две девушки.
— Юла, ты совсем пропала! Мы тебя вчера
ждали, а ты только сегодня заявилась.
Денег дашь?
Просившая денег красивая блондинка
сидела вполоборота, поджав одну ногу.
Ее колготки в крупную черную сетку
впечатались в выставленное колено.
Юля устало провела по волосам, убирая
с лица черную прядь.
— Дам … Только у меня наличных мало. На
что сбор?
Блондинка подвинулась ближе и загадочно
прошептала на ухо:
— На «тропический рай»…
Юля наигранно подняла брови.
— Это теперь так называется?
— Юла, ... — обиженно протянула блондинка.
— Ты что, не смотрела новый фильм про
этих… этого… Ну как его там… Блин, ну
такой маленький умненький американский
шпион.
— Что?!.. Ты это о ком? — настороженно
уточнила Юля.
Блондинка выпрямилась. Ей было приятно
поведать Юле то, чего та не знает.
А ведь Юля самая умная из всех, с кем она
вообще знакома.
Ольга бодро встряхнула
свою роскошную гриву. И манерно протянула:
— Ну этот… — девушка поиграла мимикой, словно ее схватила судорога.
— Который к нам в Москву переехал и
вроде бы женился на эскортнице. Ты что…
Этого не знаешь?
— Оль, я не понимаю. Ты о чем или о ком
сейчас?
Белая копна волос снова тяжело перешла
на другую сторону. Ее хозяйка слегка
прицокнула языком, пытаясь припомнить
нужные слова, которые с трудом приходили
в голову после литра водки.
– Короче, Юль… Я теперь
мало говорю, так как вот эта штука… — девушка взяла в руки последнюю модель
айфона и потрясла гаджетом в воздухе.
— Вот эта штука все видит и записывает.
Ты знала об этом? Это «звездец», короче.
Ей-богу, как теперь свободным людям
жить? Я ни о чем не могу нормально
поговорить и рассказать, очень боюсь
американской прослушки, –
на последних словах она закатила
глаза, показывая как ей трудно живется.
