...В моей комнате было слишком темно, но теперь я совершенно точно знала, что Рэйвин смотрел мне в глаза. Мне было легче, потому что до этого момента я была не совсем уверена, что смотрю в его глаза.
— У тебя ведь много секретов, не так ли? — Спросила я. Рэйвин долго изображал статую. — Слушай, — я вздохнула, — я знаю, ты совершенно не обязан мне отвечать. Ты вообще не обязан мне служить, это понятно. — Еще пять секунд молчаливых взглядов. — Но помнится мне, когда ты только появился в моей жизни, ты должен был только подчиняться моим приказам и спасать мою жизнь. — Сделав паузу, я продолжала не без труда. — Но мое вывернутое запястье не угрожает моей жизни.
Его рука отпустила мое запястье не сразу. Что-то сжалось у меня в желудке, и по телу пробежала дрожь.
— Я говорю это… — мой голос дрожал и все время пропадал, — не потому что хочу, чтобы ты остановился.
Даже в полнейшей темноте на нас все еще попадал лунный свет из окна. И я видела, как изменилось выражение его лица. Он был то ли удивлен, то ли смущен, я не понимала. Честно говоря, я даже не понимала, зачем я говорю то, что говорю. Не то, чтобы я этого не планировала, просто…
Когда его рука снова коснулась моего запястья, боли я не почувствовала. Он отнял взгляд от моих глаз и вернулся к бинтам. Я не знаю, что со мной происходило, но видеть его черные, словно смоль, волосы, понимать, наблюдать за тем, как его длинные холодные пальцы осторожно забинтовывают мою руку, спокойно было невозможно.
Что-то внутри меня горело, но в то же время мне было невыносимо грустно, и я совершенно не могла понять почему. Просто тишина моей комнаты, его ровные, спокойные движения, боль в моей ладони успокаивается. Он поднимает голову, и я смотрю в его лицо. Я давно уже стала замечать, что смотрю на него по-другому. Я больше не видела в нем просто бессмертного Ворона, я видела в нем молодого парня с удивительно красивым, хмурым и строгим лицом. Каждая его черта была хорошо продумана. Его большие, выразительные глаза, все время сдвинутые к переносице брови…
Я совершала самую страшную ошибку в своей жизни, потому что понимала, что чувствую что-то еще, кроме этой необъяснимой эйфории. И это как раз относилось к той части про грусть. Что-то было невыносимо, что-то заставляло мое сердце сжиматься. Но я не понимала, что именно. Или не хотела понимать. Не знаю, не важно.
