– Адди! Адди, просыпайся, Адди…
Я со стоном перекатываюсь на кровати и потягиваюсь, протирая глаза ладонью. Еще слишком рано.
– Адди…
Находясь все еще в полусне, я хватаю Джеймса за воротник и дергаю вниз, засовывая его голову под одеяло. Он кричит, а я смеюсь, заворачиваю его в простыни, откуда ему уже не выбраться.
– Прекрати-и-и-и! – визжит он, молотя кулачками по простыни. – Адди, немедленно выпусти меня отсюда…
– Послушай, сколько раз я уже просил тебя – не называй меня так!
Джеймс пытается ударить меня через одеяло. Я поднимаю его, подбрасываю в воздух, и он кричит, бешено работая ногами.
– Какой же ты противный! – вопит он, извиваясь в моих крепких объятиях. – Если бы Кенджи был здесь, он тебе бы ни за что не позволил…
При этих словах я застываю на месте, и Джеймс сразу же это понимает. Он успокаивается у меня на руках, и я отпускаю его. Он выпутывается из простыней, и мы молча смотрим друг на друга.
Джеймс часто моргает. Нижняя губа у него дрожит, и он прикусывает ее.
– Ты не знаешь, с ним все в порядке?
Я отрицательно мотаю головой.
Кенджи до сих пор находится в медицинском отсеке. Никто точно не знает, что именно с ним произошло, но разные слухи уже поползли. Люди перешептываются, выдавая одну теорию за другой.
Я смотрю вперед на стену. Джеймс еще что-то говорит, но я слишком отвлекся и не обращаю на него внимания.
Мне очень тяжело поверить в то, что Джульетта смогла вот так причинить боль другому человеку.
– И все говорят, что он сбежал, – слышу я голос Джеймса.
Вот это меня уже тревожит.
– Что? – Я обеспокоенно поворачиваюсь к нему. – Как это?
Джеймс пожимает плечами:
– Я не знаю. Говорят, вырвался из своей комнаты.
– О чем это ты говоришь? Как он мог вырваться из комнаты?..
Джеймс снова пожимает плечами.
– Я думаю, что ему не захотелось больше тут жить.
– Но… как это возможно? – Я хмурюсь, я в смятении. – Может ли это означать, что ему стало гораздо лучше? Тебе кто-нибудь говорил, что ему уже лучше?
