Сказать, что великое искусство
может быть сколь ему угодно
порнографическим, значит сказать лишь самую малость.
Искусство – это ведь радость, игра и абсурд.
Искусство – это приключенческий рассказ.
Конечно, оно также имеет отношение к правде, оно творит правду.
Но глаза на правду ему может открыть что угодно.
Например, эротическая любовь.
(А.Мердок. «Черный принц»)
Всё, что вы делаете в постели, –
прекрасно и абсолютно правильно.
Лишь бы это нравилось обоим.
Если есть эта гармония –
то вы и только вы правы,
а все осуждающие вас – извращенцы.
(Зигмунд Фрейд)
Нет реальности, кроме той, которую мы носим в себе.
(Герман Гессе. «Демиан»)
Михаил отбросил одеяло и открыл глаза, было жарко, он повернул голову налево: рядом спала девушка, темно-рыжие волосы ее разметались по подушке, руки были закинуты за голову, неуловимые движения оживляли ее лицо. Он потихоньку потянул одеяло вниз, остроконечные груди вздрогнули, розовые соски уставились на люстру. Он наклонился и тихонько тронул правый сосок языком; девушка вздрогнула, но не проснулась, тогда он захватил его губами и втянул в себя, ощутил языком, как тот напрягся и затвердел, услышал какой-то утробный звук, ноги девушки брыкнули одеяло. Она лежала перед ним совершенно обнаженная, он легонько гладил ее розовую кожу на бедре, целовал живот и опускал губы ниже. Бедра девушки раздвинулись, он осторожно уместился между ними и провел языком по влажной плоти, раздвинул губы и проник внутрь. Терпкий вкус заполнил его рот, он поднял язык кверху и потрогал клитор. Бедра девушки сжались и сдавили его уши, он раздвинул бедра руками, поднялся и положил член на венерин холмик, стал потихоньку им двигать, упираясь головкой в клитор. Девушка положила ладони себе на груди и сжала пальцами соски, ухнула и подняла бедра, спина ее выгнулась, голова матлялась по подушке. Он ощутил пальцами знакомое дрожание бедер, с наслаждением впивал в себя мимику расцветшего оргазма, слушал крещендо стонов, потом резко ударил головкой члена по клитору; колени девушки резко согнулись, она вскрикнула, пятки ее ударили его в грудь, она повернулась на бок, поелозила и замерла с зажатыми между бедер ладонями. Михаил навис над ней, ощущая себя сейсмологической станцией перед извержением Везувия, член его вел себя как хобот слона, которому хозяин показал охапку зелени, жемчужная струя брызнула на щеку девушки, та рефлекторно, не открывая глаз, повозюкала по лицу ладошкой, устроилась поудобней в ямке на подушке и затихла.
