Митяй, наконец, пришел в себя и рассудил по-деловому, стараясь не показывать удивления или страха:
– Что-то много вас тут развелось! Приперлись! А вас и не звал никто. Спать мешаете!
– Фу-ты ну-ты! – съязвили его собеседники. – Смотрите, какая цаца!
– Шли бы вы по добру по здорову, – посоветовал Митяй и открыл щеколду на двери веранды.
Как по мановению волшебной палочки все чертята исчезли.
Митяй вздохнул с облегчением, распахнул дверь, вдохнул прозрачный ночной воздух, послушал очередной концерт кузнечика и снова закрыл дверь на щеколду, чтобы мошкара не налетела.
Дружный писклявый хохот заставил его обернуться и обомлеть. Адские модники как ни в чем не бывало сновали между обувью, явно потешаясь над человеком.
Митяй медленно открыл щеколду снова, проверяя свою догадку. Черти исчезли. Закрыл – появились, еще более веселые и разбитные. Опять открыл – исчезли, закрыл – появились.
– Это что за…? – не договорил Митяй фразу, но щеколду оставил запертой.
– Дурачок, – ласково обратился к нему один из рогатых модников со снисходительной усмешкой. – Ну что ты к щеколде привязался?
– Ребята, шли бы вы, – повторил Митяй, не особо надеясь на их послушание.
– А то что? Что ты сделаешь? – не унимались чертята, явно дразнясь и пытаясь вывести человека из себя. – Крестить что ли начнешь?
– Ну, сами напросились, – решил Митяй и стал рыться в деревянном растрескавшемся от времени шкапчике, где мать хранила банки для консервирования.
– Смотрите, смотрите! – засмеялись хвостатые. – Неужели дрыном гонять будет? Или мухобойкой? Ха-ха-ха!
– Не угадали, мелкота! – огрызнулся Митяй и водрузил на шкапчик трехлитровую банку и положил рядом полиэтиленовую крышку.
– Чего это? – растерялись чертята.
– Увидите, – пообещал Митяй и взял двумя пальцами за шкирку ближайшего чертёнка. Поглядел, как тот силится вывернуться из его пальцев, и бросил на дно банки.
Чертята завизжали и кинулись врассыпную. Пойманный чёртик нарезал круги по банке и грозно, но пискляво матюкался.
Митяю стало смешно. С азартом он ухватил за ногу еще одного рогатого и кинул в банку к товарищу. Пленники заверещали, будто свинью режут. Лишь иногда слышались между визгами нецензурные проклятия в адрес Митяя и его родни. Потому было все равно. Он выуживал из калоши третьего, за ним последовал четвёртый и так далее по порядку. Чертей в банке набилось уже прилично. В тесноте они копошились, а точнее – кишмя кишели, пищали, толкались и даже дрались. От количества визгов их суть разобрать было невозможно, да Митяй и не пытался. Накрыл банку крышкой, чтобы не разбежались, и принялся за последнего, самого мелкого.