— Драконовы боги! Ты собрался трахать Фрейю? Как бы она не трахнула тебя. Знаешь, она может.
— Меня? У твоей сестры что, есть член? — издевался тощий.
Но Бьюрефельт лишь презрительно качал головой в ответ:
— Член — не единственный признак принадлежности к числу сильных, Бариссиан. Глядя на тебя, я это понимаю особенно ясно. А ей… Ей, чтобы научить тебя уму-разуму, и скалки хватит.
Дор Бариссиан шипел и разве что не плевался ядом. Покрытый кровью и ожогами пленник продолжал смеяться. Лир этого его веселья не понимал. Не вникая в подробности, из общего контекста, он уяснил, что дор Бариссиан давно имел виды на соседние с его леном земли — владение, названное многие сотни лет назад просто: Морская гавань. Принадлежало оно дору Бьюрефельту — его нынешнему пленнику. Не сумев захватить его лен в честном бою, Бариссиан начал действовать подлостью: подкуп, предательство… И вот результат — владетель интересных ему земель, удачно расположенных на пересечении торговых путей, болтается на дыбе в его подвале, а палачи в заскорузлых кожаных фартуках, повязанных на голое тело, но почему-то обутые в сапоги, иссекли его спину в кровавые ошметки!
В первый раз после такого вот сна Лир подумал: какая чушь! Голозадые палачи! Приснится же! А потом вдруг как-то сразу понял: так и надо. Одежду запачкает кровь, а если без сапог, то можно, например, обжечься, наступив на упавший из жаровни раскаленный прут или просто на выскочивший оттуда уголек. Знание это было таким обыденным и при этом таким… атмосферным, что Лиру стало как-то особенно не по себе.
А самое главное, своим увечным спинным мозгом и задницей в свеженьких пролежнях он прекрасно чувствовал: то, что он видел, не было снами в чистом виде. Это было погружение. Причем, если поначалу он бултыхался где-то у самой поверхности и очень быстро выскакивал из сна с криком, хватая воздух раскрытым ртом, словно на самом деле тонул, то теперь Лир во время своих кошмаров уходил все глубже, становясь уже не только зрителем, но почти участником.
Раз за разом он видел, как плеть со свистом врезается в спину дора Бьюрефельта, разрывая мясо до кости, и его собственная спина отзывалась на это спазмами. Слышал, как пленный кричит от боли, когда его растягивают над жаровней с углями, или задыхается во время пытки водой — и не просто мучился от отвращения, но сам горел, как в огне, и хватал воздух ртом, испытывая удушье...