– Сейчас это не имеет значения. Банк уже выставил поместье Хайятт на торги, – заметил Мейсон. – Заметьте, мы предлагаем больше, чем запрашиваемая цена, платим наличными. Нам нужно самим связаться с кем-то в офисе корпорации?
Несомненно, там с удовольствием примут деньги Харрингтонов.
Бросив взгляд на управляющего, Мейсон мог бы сказать, что тот не хотел, чтобы это случилось. Но Мейсон сделает это, так как должен…
– Мы можем перечислить деньги после полудня, – добавил Кейн. – Наше предложение этой цены действует только в течение часа. Мы договорились?
Мейсон напрягся, не желая уходить, но его брат точно знал, что делает. Все-таки мысль о возможной неудаче не давала ему покоя. Судя по словам управляющего, тот явно пытался отстоять интересы семьи Хайятт и не желал, чтобы сделка по продаже поместья состоялась. Но Мейсону было наплевать на Хайяттов, он заботился только о том, чтобы заставить их платить за то, что они сделали с ним и его семьей много лет назад.
Мейсон представил, какое лицо будет у Эвы-Мари, когда он прикажет ей покинуть семейный особняк.
Управляющий нехотя кивнул:
– Да. Я думаю, что сейчас уже ничего не поделаешь. – Он встал, поправил галстук, как бы настраивая себя на неприятную миссию. – Позвольте мне отлучиться на минуту, я дам поручение секретарю начать подготовку документов по сделке.
Мейсон предполагал, что, выйдя из переговорной, управляющий позвонит в головной офис, чтобы в последний раз попытаться отменить сделку, но его это не тревожило: он знал, что наверху уже приняли решение. Братья Харрингтон обычно получали то, что хотели. Иногда – из чистого упрямства. На этот раз, правда, у них была поддержка в виде наследства.
Действительно, деньги открывали все двери.
Мейсон все еще горевал по отцу, умершему почти шесть месяцев назад. У него было всего три близких человека. Поэтому болезнь отца стала для него ударом. Но уход отца не был первым потрясением в его жизни.
Мать умерла, когда Мейсону было семь. У него сохранилось мало воспоминаний о ней, он помнили лишь, как она обнимала его, аромат ее духов и шелковистую мягкость волос. Он расчесывал их, когда она заболела, – это успокаивало ее и облегчало головную боль, от которой она сильно страдала…