– Вставай, шлюха! – голос хрипел, ржавый, как старый клинок, резал воздух над её головой.
Она вскрикнула, разум ещё цеплялся за обрывки сна, но перед глазами замелькали лица – красные от холода, перекошенные злобой, пуговицы на мундирах тускло блестели в свете слабой лампы, отбрасывали блики, острые, как насмешки. Жандарм наступил на подол сарочки, прижал её к полу, как пойманную крысу – подошва заскрипела, грязь впечаталась в белую ткань, оставив чёрные пятна. Лампа мигала, свет дрожал на его лице – красном, с жёсткими складками у рта, глаза горели злобой, смешанной с чем-то диким, почти страхом. Он наклонился, тень от формы накрыла её, дыхание вырвалось паром, кислым, пропитанным табаком и вином.
– Великая Мата Хари, а теперь шпионская мразь! – рявкнул он, сжимая её волосы сильнее, кожа головы натянулась, боль резанула, как ножом.
– Вы не посмеете! Я – танцовщица, не шпионка!Она задохнулась от ужаса, внутри всё сжалось: «Они ошибаются, это не я». Имя её гремело по всей Франции – залы, графы, генералы, овации, – но сейчас оно звучало как приговор. Голос вырвался сам, дрожащий, но твёрдый:
– Франция тебя забыла, предательница! Генералы, что аплодировали, отвернулись!Удар пришёл мгновенно – кулак врезался в живот, вышиб воздух хриплым стоном, она согнулась, пальцы вцепились в пол, ногти царапнули доски. Мир качнулся, жандарм отступил на шаг, но сапог всё ещё давил сарочку, дерево скрипело под его весом, смешиваясь с её короткими, рваными вдохами. Другой голос – резкий, высокий, как визг пилы, – прорезал шум в ушах:
– Это ошибка. Я не знаю никакого Франциска.Она выпрямилась, насколько могла, цепляясь за остатки гордости, кровь стучала в висках: «Я не сломаюсь». Глаза встретились с его – пустыми, ледяными, – и она прохрипела:
– Танцовщица для графов, а где они теперь?Он замер, дыхание сбилось, капля пота блеснула на его лбу – не от жары, а от чего-то другого, сомнения? Но тут же другой жандарм шагнул вперёд – кулак врезался в её щеку, огонь вспыхнул на коже, кровь хлынула из уголка рта, горячая, солёная, капнула на пол, оставив тёмное пятно. Она упала на бок, щека прижалась к холодным доскам, сарочка пропиталась алым у ворота. Первый схватил её за подбородок, пальцы впились в кожу, рявкнул: