Глеб спокойно выключил настольную лампу, стоящую на подоконнике, – и комната заиграла романтичными тонами в свете разноцветных бликов, медленно скользящих по стенам и потолку.
У Мэри рот пересох, и сердце заколотилось неровно. Она схватила бутылку с водой, выпила залпом чуть ли ни половину.
– А ночью на двор не побоитесь идти? – Глеб хмыкнул, раздеваясь.
Ей было стыдно самой признать свои чувства, но сейчас, глядя на него, в полумраке такого загадочного – Смерть пугает, но и зачаровывает, – она ощущала волны возбуждения, дурманящие, щекочущие: и кожу, и самые глубинные части тела.
– А мне раздеваться? – сумела выдавить она, сама не узнавая своего голоса.
– Конечно, – отозвался он спокойно. – Кто ж ложится в чистую постель в одежде?
– Так мне ложиться? Уже?
– Можете сплясать сначала, – рассмеялся он тихо.
– А мы детей не разбудим? – протянула она жалобно, и похолодела от его ответа.
– Если орать не будете.
Обречённо, как идущий на казнь, она сняла халатик, повесила его на гвоздик в стене, а сама в «спальных трусиках и лифчике» торопливо забралась под одеяло.
Она сжалась, свернулась в комочек словно первый раз в жизни готовясь принять мужчину к себе в постель.
Но пауза затягивалась, и наконец, сев в постели, она взглянула: Глеб устроился на полу в походном спальном мешке.
– Удивительные вы существа, дочери Земли, – произнёс он на латыни и, сев, повторил уже по-русски: – Ну что вы, бабы, за народ?! Досадно, что не «полез»?
Мэри вспыхнула до корней волос. Она снова легла, отвернувшись к стенке, и обмерла, почувствовав «его» за спиной.
– Уже соскучилась? – вкрадчиво шепнул-выдохнул он, оглаживая её.
Словно водоворот подхватил Мэри, но, тренированная, она удержалась на ногах.
Женщина оглянулась – и её душа наполнилась светлым счастьем.
Она оказалась в летней кухоньке, предоставленной Артуру в качестве «номера в первоклассном отеле».
Тут было почти совершенно темно, только красноватый огонёк витал в черноте, как волшебное насекомое, – Чёрнсын лежал в постели и курил.
– Мэри? – изумился он, торопливо гася сигарету.
Для него, Сына Князя Тьмы, темнота не была помехой.