– Я всегда буду рядом.
– И я, я больше не потеряю тебя, Айна.
– Знаю.
Она обнимала его, прижимаясь всем телом, и Идар стискивал ее в объятьях, не желая разжимать рук. Ночь стала лучшим временем. Во сне белый снова смеялся, глядя на шалости Айны. Она всегда была веселой. Легкая, как та бабочка, в охоте на которую Идар впервые увидел ее. И во сне она была такой же, его Айна, его волчица. Пробуждение Идар всегда чувствовал. Он с отчаянием прижимал к себе рыжеволосую молодую женщину, цеплялся за мир грез, пытался вгрызться в него, чтобы задержаться еще хоть на мгновение, но глаза открывались, и волк вновь был окружен унылым лесом. На смену яркому лету приходила тоскливая осень, наполняя душу безнадегой и мглой. И тогда Идар вскакивал на лапы, задирал голову к свинцовому небу и выл, умоляя вернуть его в рыжее лето. Падал вновь и отпускал Силу, чтобы уже в человеческом обличье выкрикнуть:
– Лесной Дух, верни!
Отец оборотней оставался глух к мольбам своего сына. Порой Идару казалось, что ОН разгневан на волка, не оценившего его дары – личину зверя и волчицу, посланную полукровке.
– Прости меня, Отец! Прости!!!
Прощения не было. Белый искал его в запахах, витавших вокруг, искал в дожде, поливавшем холодными струями волчью шкуру, искал в редких солнечных лучах, в своих снах, но не находил, впадая в отчаяние все больше и больше. Ничего не менялось. Белый волк по-прежнему был одинок.
«Что ты сделал, чужак? Что ты сделал?!»
Голос ее брата преследовал Идара, став спутником тоски и безнадежности.
«Что ты сделал, чужак? Что ты сделал?! Избранная пара не может исчезнуть просто так. Что ты сделал с моей сестрой? Отвечай, чужак, отвечай!»
Когда Идар сбежал из поселения смешанной стаи, рыжий волк последовал за ним. Белый бежал слишком быстро, и Наран отстал. Но он нагнал Идара, когда тот, измотав себя, упал на мертвую листву, тяжело дыша и поскуливая. Рыжий выбежал к нему и остановился напротив, некоторое время не сводя с чужака желто-зеленых глаз. Белый не двинулся с места. Идар с затаенной жадностью рассматривал шерсть знакомого окраса, вдыхал почти знакомый запах, к которому примешивались нотки самца – это раздражало.