Пальмы, пальмы, пальмы. Раньше Дейву казалось, что там, где растут пальмы, не может быть ни ненастья, ни печали, а только исключительно веселое настроение, замечательная погода и неутихающий, немеркнущий праздник. Потому что растут эти вечнозеленые растения в тех краях, где тепло и солнечно, как в детстве летом на аллее, которая начиналась от конечной остановки пятого трамвая и заканчивалась короткой набережной, протянувшейся вдоль пляжа со странным названием «Аркадия».
Гена, так Дейва звали в давние времена и в далекой стране, очень любил эту аллею. Можно даже сказать, любил ее больше, чем сам пляж. На пляже тоже было хорошо, но из-за множества отдыхающих тесно оказывалось на берегу и в море.
В детстве Гена мечтал когда-нибудь попасть на пляж, где будут настоящие, а не в деревяных ящиках, пальмы и никого не будет близко. Изо всех людей, кого бы он в такой момент хотел видеть рядом, была только мама. Но мама умерла, когда Гена был так мал, что ничего не помнил. Осталась от неё лишь маленькая фотокарточка для паспорта. Этот снимок хранился до сих пор. Как он не пропал во всех злоключениях последнего времени трудно представить. Однако фото – вот оно, осталось единственной ниточкой, связывающей его, уже взрослого мужчину, заброшенного волею судьбы на затерянный в бескрайнем океане остров, где пальм было в избытке, а пляжем можно считать все многокилометровое и безлюдное побережье, с его прошлым. Если бы не этот маленький кусочек фотобумаги, где уже с трудом можно разглядеть лицо привлекательной девушки, то Гена и не поверил бы, что у него была иная жизнь в далёкой стране за многие тысячи километров от этого кусочка земли, который местные жители называли Малым островом.
Гену воспитывал папа, которого он не любил, вот только почему, так и не смог понять. Просто не любил. Уже в зрелом возрасте, потеряв отца, Гена вдруг понял: более близкого и любящего человека у него в жизни-то и не было.
Суровый родительский нрав, который временами граничил с жестокостью и объяснялся желанием сделать сына счастливым. Не задумывался Давыдченко старший: можно ли насилием осчастливить человека. Стоит ли ставить это в вину человеку, который именно так понимал возможность осчастливить своего ребенка? У меня ответа нет.