Мы легко забываем свои ошибки,
когда они известны лишь нам одним.
Франсуа де Ларошфуко
1
Песок, яркой и нескончаемой полосой горел под черным небом. От этого даже казалось теплее, но на планете без атмосферы сложно понять, что такое тепло. Желтый цвет песка врезался как топор – это единственное, что точно можно было определить. На небе не было ничего кроме непонятной блеклости угасающей звезды; никаких признаков движения; жизни. Только песок, загибающийся во все стороны планеты.
Так было, пока не появилась я.
Сейчас, думается прошла не одна тысяча лет прежде, чем поняла, что могу что-то понимать. Я лежала или уже парила, явно было одно: рождение с чувством дерева, которое проснулось весной обрубленным. Комочком чуть больше песчинки, весомее или не весомее чем эта планета. Да и как учитывать размер того, чего не видно.
Переворачивая песок в разные стороны, создавая барханы или это была просто небольшая рябь. Развивала свои границы – летала ветром, знакомилась со своими ощущениями, представлениями. Тогда не было время, про время я узнала гораздо позже, когда его стало не хватать. Довольствовалась малым и пыталась уловить хоть что-то.
– Кажется я тут уже пролетала.
– Кто это?
– Что?
Я вертелась в разные стороны, но пейзаж не менялся, себя не было видно – ни кого-то еще. Создался страх, неизбежность, потом смирение. Разум создался из энергии, дополнился или переродился. Только чувство тоски внутри сгущалось. Мне не хватало так явно чего-то важного – думала сначала, что себя. Но потом этого казалось мало, каждый раз узнавая новую грань жизни, это самое чувство не пропадало. Скорее оно вело меня и заставило переродиться.
И как мне удалось понять, что уже в миллионный раз прохожу по одним и тем же песчинкам? – этот вопрос ставит меня в тупик. Не меньше, чем голос, который был разумом. Песчинки стали меньше – я тяжелее. Что даже подумалось: «Надо отдохнуть».
Это были слова, которые можно понять без языка, это были чувства настоящего предела. Даже обреченности. Вот так колесить по планете, создавая для себя энергию, было невыносимо. Но в этом был смысл.