Пролог. Главный компонент
Этот старый кувшин на столе бедняка
Был всесильным везиромв былые века.
Эта чаша, которую держит рука, —
Грудь умершей красавицы или щека.
Омар Хайям
Темнота пахла терпко и остро, оставляя на языке железистый привкус крови. Она пульсировала и переливалась, скручивалась в жгуты и норовила захлестнуть чью-то шею смертельной петлёй.
Дым курильниц, расставленных по периметру небольшой круглой комнаты, стелился по стенам, медленно закручиваясь спиралью, и нехотя протягивал тонкие лапы в центр – как будто боялся и не желал удаляться от тлеющих углей, служивших единственным источником света.
Их было шесть – фигур в бесформенных белых одеждах. Они стояли вокруг сложного узора, начертанного на гладком сером камне углём и розоватым, замешанным на крови мелом. Все шестеро не замечали тревоги дыма и поползновений тьмы. В руках блестели одинаковые ножи с узкими лезвиями, и каждая из белых фигур расчерчивала пространство вокруг себя быстрыми взмахами, бормоча что-то своё.
Но кажущаяся хаотичность подчинялась общему ритму, словно пульсу огромного сердца. Несколько стремительных движений – пауза, череда росчерков – пауза.
Вот на мгновение воцарилась тишина, и замерли не только фигуры, но даже тьма и дым предстали потёками густой смолы на стекле.
Восковое молчание оборвалось слитным одинаковым движением – все шестеро полоснули лезвием по ладони, едва заметно обагрив клинок кровью.
И вновь монотонное бормотание, и новые всплески отточенной стали в воздухе – быстрые, уверенные, далёкие от хаотичности. Они медленно складывались в сложную паутину, заполнявшую всё пространство над чёрно-белым узором, развешивали на тонких дымных нитях клочья железистого запаха и заполняли пустоту если не смыслом, то – его предчувствием.
Когда стих первый из голосов, воздух в комнате зазвенел от напряжения и накалился. Вот умолк второй, и третий, и с каждым мгновением всё тяжелее становилось дышать, словно ритуал совершался не в сыром тихом подвале, а в разогретой кузне, в жерле вулкана.
Вот последний резко выкрикнул завершающее слово и полоснул ножом сверху вниз, раскалывая пространство. На мгновение повисла пронзительная, острая тишина, а потом каждого из присутствующих с силой толкнуло в грудь, словно ударило туго набитым мешком. Кто-то отпрянул и упал, но почти сразу вскочил, кто-то охнул и выронил нож, и только двое устояли, почти не дрогнув.