Если и было что‑то, почему Энн скучала, поселившись в Калифорнии, то это снег…
Он снился ей иногда. Едва ощутимый на пальцах, на коже, а порой – мелкий, колкий, кусачий, но такой бодрящий и прохладный…
Попадая на кожу, снег таял, и крохотные капельки воды оставались на золотистых запястьях.
Минутку, почему золотистых? В родном городе, Миннеаполисе, Энн редко удавалось загореть до бронзовой кожи – климат не позволял.
Ах, да. Окленд, в котором она живет сейчас, наполнен солнцем. Кажется, все перепуталось и смешалось… но ведь это сон.
А во сне все можно.
И загорать под снегом, и подставлять шелковистую золотую кожу невесомым снежинкам, и попадать во всякие невероятные истории…
В Окленде выпадение снега было так же невозможно, как настоящий средиземноморский загар в Миннеаполисе, штат Миннесота.
Но ведь сейчас Энн спит, и поэтому удивляться нечему…
Ей казалось, что в новой калифорнийской жизни в Окленде она найдет все то, что нужно и важно для нее. Новый город, другие возможности, непривычная обстановка…
И кто бы мог подумать, что Энн примется скучать именно по снегопадам, ведь в глубине души она всегда мечтала сменить климат на что‑то более жаркое или хотя бы устойчиво теплое.
Рождество для Энн Райс выдалось относительно спокойным, не суетным, не хлопотливым.
Ей заранее удалось подкопить деньжат, чтобы без толчеи и сутолоки побродить по магазинчикам, поискать подарки для своих родных и близких.
В местном универмаге она попала на распродажу. Немало теплых вязаных вещей нашли (предварительно) своего хозяина. Отцу Энн выбрала объемный шарф красно‑белой расцветки из шерсти австралийских мериносов.
Он был до того хорош, что к его поверхности хотелось прижаться не только носом или щекой, а потереться всем телом.
– Как это шерсть может быть настолько мягкой, не колючей? – вслух восхитилась Энн.
Продавец за прилавком объяснил:
– Это особым образом скрученная нить, кроме того, она еще и отполированная. Берите, не пожалеете, за такие‑то деньги…
– Пожалуй, – согласилась Энн, взглянув на ярлычок с распродажной стоимостью шарфа.
В этом же магазине обнаружился и подарок для мамы. Подбитые мехом замшевые рукавички (прежним ведь уже года три, они слегка поистерлись) цвета топленого молока словно прямиком сошли со страниц какого‑нибудь модного каталога одежды.
