Стояла глубокая ночь. Всеми фибрами души я чувствовала, насколько сильно Артур был разъярен, потому что я вновь сбежала от него. Как и тогда, много лет назад.
Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда его черный внедорожник выплыл из леса подобно зверю и ослепил меня яркими прожекторами.
Мы оба замерли. Я – по колено в снегу, а он – сидя в машине. Шахов притаился и ждал, что я вновь побегу, но я застыла на месте, находясь вне себя от злости и оцепенения.
Мне было невыносимо от правды, которую я узнала, но еще хлеще было от того, как нарочито медленно Артур выходил из машины и приближался ко мне.
– Выходи из сугробов, Эля. Ты простудишься, а тебе еще рожать.
Если я побегу, он не побежит следом. Шахов просто сядет в машину и настигнет меня в два счета, переехав по чищенной дороге на другую сторону поля. Да и куда мне здесь бежать?
Вместо слов Артур хватает меня за руку и с легкостью вытягивает на дорогу из моего снежного укрытия, куда я провалилась, скрываясь от него. Шахов принимается заботливо отряхивать мою одежду от снега.
А что он сделает после?
И непроизвольно дергаюсь, когда его пальцы впиваются в мой подбородок, подобно прикосновению ледяного металла. Не скрываю своего страха и шарахаюсь от его мощной фигуры. Все на уровне инстинкта – от сильных держусь подальше.
– А ведь спустя столько лет у нас все наладилось, Эля, – прошептал он так, чтобы я чувствовала нежность и ярость в одном флаконе.
Его глаза горели и нежностью, и яростью.
Я пятилась, а он наступал. Я была жертвой, а он… кем был он? Мне было холодно и страшно, а ведь всего несколько часов назад я лежала в теплой постели, добровольно отдаваясь в его полную власть и целуя его губы, которые сейчас изогнулись в жестокой усмешке.
Еще пару часов назад я гладила его руки и обнимала его, а Артур собственнически прижал меня к себе, и мы уснули.
– Элечка, что случилось? – нарочито спокойно.
Артур делал вид, словно не догадывался, что случилось.
Словно не хотел верить в то, что я все знаю.
– Ничего. Никогда. Не наладится… – судорожно шепчу я по слогам.
Дрожу, потому что ощущаю его безграничную власть.
