Шагая по запорошенной снегом мостовой, Кэроу не мучилась мрачными предчувствиями. Обычный день, ничего особенного. Если не считать того, что понедельник – да к тому же январский. Зябко, темно – в зимнюю пору солнце появляется не раньше восьми, – зато какая красота вокруг! Раннее утро и снегопад сделали Прагу призрачной, как на старинных фотографиях – размытых и серебристых.
По оживленной набережной с грохотом проносились трамваи и автобусы, знаменуя начало нового дня двадцать первого века. А безлюдные переулочки, заснеженно-спокойные, казалось, принадлежали совсем другой эпохе. Снег, и камень, и блуждающие огоньки, завиток пара от кофе – в одиночестве Кэроу свободно плыла по течению будничных мыслей. Временами вспоминалась обида, и сердце внезапно пронзало болью, но она гнала прочь эти чувства, полная решимости покончить с ними.
В одной руке она несла стаканчик с кофе, другой придерживала борта норовившего распахнуться пальто. На плече висел портфель, с какими ходят художники, а волосы – распущенные, длинные, переливисто-синие – покрывались ажурным узором снежинок.
Обычный день.
И вдруг… Рык, торопливые шаги сзади, резкий захват – чьи-то руки прижали ее к широкой груди, рванули шарф, и она почувствовала зубы – зубы! – у себя на шее.
Преследователь покусывал ее.
Стало противно. Она попыталась вырваться и не расплескать при этом кофе, но часть напитка все же пролилась на грязный снег.
– Боже, Каз, отстань! – взмолилась Кэроу.
– Как ты меня узнала?
Свет фонаря мягко освещал холеное лицо бывшего бойфренда. «Дурацкая красота, – думала Кэроу, отталкивая его. – Дурацкое лицо».
– Кому еще такое придет в голову?
Подобными выходками Казимир зарабатывал себе на жизнь, и его удручало, что на Кэроу они не действовали.
– Тебя не испугать, – пробубнил он и надул губы – перед таким выражением лица, по его мнению, устоять было невозможно.
