– Да что ж ты творишь, старый ты хрен с ботвой! – Евгения Ниловна грохнула кастрюлей о столик на веранде и торопливо нашарила левой ногой убежавший шлепанец-крокс. – Опять! Мои гортензии!
Матвей Нестерович вынырнул из-под капота своей старой «Волги».
– Орешь громче, чем сигналка на машине, – буркнул он, надеясь, что соседка не услышит его ворчание через забор. Все же между ними было метров пять-шесть. – Я сто раз говорил, что это не мой пес, – ответил уже громко, оттирая руки промасленной тряпкой. – Это те коты, которых ты сама же и прикормила.
– Ну конечно! – возмущенно воскликнула Евгения, снимая передник и скручивая его в руках на манер боевого полотенца. – Зачем котикам мои цветы? Это твой Барбос! Вон, глянь только, опять подкоп под забор сделал, зараза ушастая! А кто вчера лаял как оглашенный? Я хочу покоя на пенсии, а не слушать фигурное гавканье ночь напролет!
Матвей насмешливо покосился на фартук соседки, но потом пожал плечами и подошел к забору, разделяющему их участки.
– Знаешь, Женечка, ты ж меня каждый день пилишь, как будто мы сто лет женаты. Что б я без тебя делал? – И он залихватски подмигнул. – Да и ты закиснешь без меня и моего пса. Вот вчера вы так бодро бегали по участку, глаз не отвести! Ты еще полотенцем размахивала, как эти… гимнасточки с ленточками, такие… м-м-м… в купальниках в облипочку.
– Пфффф! – Евгения аккуратно расправила свой фартук и повесила его на перила. Погладила ладонью, расправила завязочки, способные объять ее полноценный шестидесятый размер. – Гимнасточку нашел! Дождешься, вызову я врача и возьму справку о том, что твоя собака плохо влияет на мое давление. И в суд на вас подам, на обоих! Будете до гробовой доски мне каптоприл оплачивать.
– У тебя давление от переедания, спортом надо заниматься, – засиял мужчина всеми своими тридцатью двумя зубами, часть из которых по стоимости была золотой. Зато внешне они ничем не отличалась от настоящих.
Матвей Нестерович был еще вполне крепкий, широкоплечий, с густой седой шевелюрой, за которой следил так же тщательно, как за зубами. Он считался «первым женихом» среди деревенских пенсионерок. Любая из них с удовольствием скрасила бы его одинокую старость.
