У меня много имен.
Сейчас меня называют Евой, в свидетельстве о рождении я записана Евдокией, мама всегда звала Дусей, в школе дразнили Дунькой. Сегодня модно давать детям старинные русские имена, и никто не станет изводить насмешками Акулину, Фрола, Ульяну. Мое же детство прошло в окружении Карин и Снежан, ох и намучилась же я со своим имечком!
Но мужчины, любившие меня, звали меня Душенькой: именно это слово шептали они мне под утро, щекоча дыханием шею, именно его повторяли на крике в самые сокровенные мгновения и этим именем горестно окликали меня, когда я уходила.
Душенька – значит, душа. Душа – самое главное и самое ценное, что может быть у человека. Но вот, скажем, моя школьная учительница биологии и химии имела о душе весьма своеобразное представление. В ответ на каверзный вопрос учеников она, не задумываясь ни на минуту, ответила следующее:
– В Великобритании врачи провели эксперимент – взвесили человеческое тело до и после смерти. И им удалось установить, что умершее человеческое тело теряет в весе одиннадцать граммов. Эксперимент проводился на различных людях, однако цифра в одиннадцать граммов оставалась неизменной. Значит, это и была душа.
Произнеся эту ахинею, химичка торжествующе оглядела класс: вернемся, мол, к теме урока. Больше ни слова сказано не было – очевидно, в представлении нашей учительницы единственная функция души сводилась к тому, чтобы весить одиннадцать граммов и покидать тело после смерти. Мне же было, помнится, не по себе, и мучил меня один вопрос: неужели английские ученые были столь жестокосердны, что взвешивали умирающего человека хладнокровно, не пытаясь ему как-то помочь? Представлялись мне огромные металлические весы – как те, что стояли в кабинете участкового терапевта районной поликлиники, на них – кашляющий, скукожившийся от озноба больной, рядом люди в белых халатах, с лицами, закрытыми марлевыми масками, смотрящие на него отстраненно и безжалостно. Руками, затянутыми в резиновые перчатки, передвигают они по шкале блестящие гирьки и следят за больным: жив ли он еще?