Калле, эльф из Бергенвилля, странствовал по свету. О том, что видел – песни сочинял. И щебетал в усладу публике своим изысканным эльфийским контратенором. Пел наш герой на площадях, в тавернах, на семейных торжествах и даже свадьбах. И чем больше звонких монет дарили ему слушатели, тем пышнее цвело его вдохновение.
Тем и кормился.
Не боялся Калле, согласно его балладам, ни горных троллей, ни северных ётунов, ни аспидов морских, ни цвергов из глубоких подземелий.
В песнях не боялся.
На деле же эльфийский бард был безобиден, как уж. Не знали оружия его длинные пальцы, не грелся в ладони эфес меча. Лишь лютня, добрая подруга, во всех передрягах приходила ему на выручку.
По правде говоря, этот баловень фортуны ещё ни разу не попадал в серьёзный переплёт. В дороге ему сопутствовала удача, а если уж и случались с эльфом приключения, то только добрые. Те, о которых он рассказывал с ещё большей охотой.
Так и сегодня шёл Калле в глуши Вундевальда, зачарованного леса, жевал травинку и праздно тренькал на своём инструменте.
В лесах Вундевальда, в дремучей глуши
Опасная хульдра живёт.
Эй, путник беспечный, домой поспеши,
Покуда тебя кто-то ждёт.
За блеском роскошных кудрей золотых,
Что ярче тысячи звёзд,
Прячет она от скитальцев простых
Огромный коровий хвост.
Но если, к несчастью, увидишь ты блеск
Её изумрудных глаз,
Дороже всех синих на свете небес
Она покажется враз.
Послушай, о, путник, песнь лютни моей,
Внемли переливам струн.
Мне больше не страшен ни аспид, ни зверь,
Ни тролль, ни цверг, ни ёту́н.
– Ай, – поморщился Калле, словно хлебнул прокисшего молока, – последняя рифма совсем никуда не годится! И куда только подевалось моё вдохновение?
Но, как бы то ни было, наш герой продолжил напевать свежесочинённые строки, пока не подошёл к водопаду, впадавшему в озеро с чистой, как горный хрусталь, водой. Дни тогда стояли жаркие, выпачкался его камзол, замарались туфли да потемнело серебро на пряжке его ремня. И посчитал бард самым верным искупаться в студёной воде. Омыть ступни, обдать прохладой тело, очистить эльфийские одеяния и перебрать под ласковыми струями светлые пряди волос. Да так размечтался наш чистюля, так размурлыкался, так сладко пел себе под нос, что не заметил, как подкралась к берегу необычная гостья.
