У Ахтерана, правителя Теджрита, было много жен и наложниц. Он чтил Девять Матерей, и Мейшет благоволила ему: супружества его были плодоносными, и во дворце не смолкал детский гомон. Никто из отпрысков не подводил его, все были по-своему хороши: кто умом, кто силой и все – как на подбор – отличались особенной красотой, будто сама Амра осияла их своею благодатью.
Самая младшая из дочерей, рожденная не от наложницы, но от законной жены, славная Эйлем, была последним его ребенком. К ней относились не хуже, чем к ее сестрам и братьям, и она не уступала им ни умом, ни наружностью, ни талантами. И когда она выросла – расцвела: волосы ее ниспадали эбеновой волною, полные губы ее, темно-красные, как спелый плод граната, обещали сладостные поцелуи. Широкие черные брови изгибались, подобно луку с натянутой тетивой, и голубые глаза сияли, как сияет чуть высветленной лазурью небо в безжалостно-солнечный день. Крупные упругие груди и широкие бедра – все в ней говорило о том, что она способна родить прекрасных сыновей и быть усладой и отрадой любому достойному мужу.
Годы шли, но Эйлем так и не вышла замуж. Уже братья привели жен, и снова женская половина дворца зазвенела детскими голосами, и сестры покинули отчий дом, войдя в семьи местных сановников и соседних правителей, а про Эйлем все словно забыли.
Не раз, прогуливаясь во внутреннем дворе, Эйлем опускалась на борт беломраморного фонтана и, слушая плеск прохладной воды, вопрошала богов: зачем они набросили на нее покрывало забвения? Чем она прогневила их?
И тогда она поднимала взгляд, чтобы увидеть тонкие, ярко освещенные солнцем силуэты колонн, изящную резьбу, бежавшую по аркам, и предавалась мечтам. Ее пылкое девичье сердце обволакивала жажда любви, грезы о прекрасных юношах, наивных, как сама Эйлем, и о благородных воинах, мудрых и сильных. Они дарили бы ее любовью и покровительством, в которых было так приятно укрыться, точно под тяжелым, богато расшитым плащом, темно-синим, затканным сполохами серебряных линий.
И все же мечты оставались мечтами, и ни она сама, ни ее богатое приданое никого не привлекали. Помнил ли кто-то за пределами дворцовых стен о ее существовании? Даже гадания, на которые она отваживалась накануне праздника Молчания и дней почитания теджритской покровительницы колдовства, не давали ей хоть сколько-то определенного ответа.