– Запомни, Энджел – за порогом этой комнаты тебя ждет океан фальши, кишащий злобными фуриями, чьим зубам позавидуют самые страшные чудовища глубин. Каждая улыбка – ложь, ласковый взгляд прячет злой интерес, жаждущий грязи, а под шелком и бархатом – острые когти, и если ты попадешься…
Холодок пробежался по обнаженным плечам и рухнул ледяным камешком на дно желудка. Энджел нервно сглотнула.
–…если попадешься, все эти милые леди и джентльмены разорвут тебя на части, а останки втопчут в грязь общественного порицания! О, и ради Создателя, подбородок выше на дюйм.
Голова дернулась вверх.
Свет множества свечей резал глаза до слез, или это она устала смотреть в зеркало, пока служанка наряжала ее, как куклу?
Кукла и есть. Светлая, воздушная, нежная и… неживая. Слегка прикусив губу, Энджел тут же испуганно поправилась – нельзя так делать. Глупая привычка, от которой стоило бы давно избавиться – теперь ей не позволены даже маленькие слабости.
Молчаливая горничная поправила шлейф цвета слоновой кости. За все время пребывания в гостевых покоях девушка и слова не произнесла. Однажды Энджел слышала, что государь наказывает провинившихся амулетом безмолвия…
– Все готово. Будут ли указания, госпожа?
… но только не эту.
– Нет, – ответили за спиной. Энджел краем глаза увидела лёгкий взмах унизанной браслетами кисти. У нее тоже были похожие когда-то. Широкое серебряное кружево, искрящееся голубыми бриллиантами. Он дарил…
– Энджел, не смей кусать губы! До крови! Ну что за девчонка?!
– Простите, – прошептала, стараясь незаметно слизнуть солоноватую капельку.
Нельзя думать. Воскрешать в воспоминаниях то, что, как дурная привычка, должно остаться в прошлом. Отплакала ведь свое. Сколько ночей кропила слезами белоснежные наволочки, поскуливая от раздиравшей на части боли. Затыкала уши, пытаясь избавиться от эха злых слов, изодравших душу в кровавые лоскуты. «Нищенка… Годная только раздвигать ноги…»
От резкого поворота звякнули заколки.
– Я готова, миссис.
Женщина перед ней склонила точечную голову, осматривая с ног до головы. Цепкий взгляд пробежался по беззащитной шее, и умеренно открытому декольте. Кокетливая ложбинка была подчёркнута складками кремового шелка. Лёгкий корсет не стеснял талию, а второй подъюбник и вовсе отсутствовал: новая блажь столицы – безразмерно пышные юбки уступили место элегантной естественности. Раньше такое носили разве что простолюдинки, которым ворох материи – лишняя обуза, но мода – дама весьма непредсказуемая.