1. Глава 1
— Иди-ка погуляй, служивый, — незнакомый мужской голос врывался в сознание сквозь сон.
— Не положено. Заключенная обвиняется в убийстве. Это ж не мелкая кража, — ответил другой мужчина.
О ком они говорят?
Я открыла глаза и села. Противный запах сырости и затхлости, несвойственный моей малогабаритке, тяжелая железная дверь, койка-шконка, зарешеченное окно, ведерный горшок в углу.
Где я? Что это? Камера?
На пороге в полумраке, разгоняемом странным неярким светильником, стояли двое мужчин: грузный, с редкими седыми волосенками и заплывшим лицом, и поджарый низкорослый усач. Видимо, их голоса я и слышала.
— Вот именно! А вдруг ее утром казнить решат, а я с ней и не поговорил, — нехорошо ухмыляясь, отозвался толстяк и показал усачу золотую монету. — А я теперь ее опекун и очень хочу пообщаться. Тесно пообщаться. Очень тесно.
— Ха! К такой и я не прочь прикоснуться, — ответил низкорослик, выхватил монету и посмотрел на меняна меня. Взгляд его был сальный, липкий, отвратительный. Меня аж передернуло!
— Полчаса, — добавил усач, снова взглянув на толстого. — Дверь запирать не стану, но барьерное заклятье накину. Мало ли ей общение ваше не по вкусу придется, и попытается удрать. Мне проблемы не нужны.
— О, ей всё понравится, — хмыкнул жирдяй. — Гарантирую!
— Смотрите, чтоб сильно не орала.
Усач вышел, плотно закрыв за собой дверь.
У меня мурашки пробежали по спине. Неприятные такие, холодные. А вместе с ними пришло и ощущение, что я попала в беду. Да как я вообще тут оказалась?
— Ну вот ты и попалась, кошечка! — голос жирдяя стал низким и хриплым, будто прокуренным. — А то моя сестрица заладила: «Не отдам ее, не отдам!» Будто бы она тебе мать родная, а не мачеха.
Он взялся за пряжку ремня, что сияла у него под пузом, и шагнул ко мне.
— Как удачно, что ты укокошила ее своими собственными ручками! — продолжил этот отвратительный тип и рассмеялся. Да так громко, что аж брыли на его лице затряслись. — Теперь я наконец приберу к рукам всё наследство твоего отца — да проведет его по замирью Ваиф — и позабавлюсь с тобой!
— Мы знакомы? — спросила я и не узнала собственный голос. Он был выше, мелодичнее и будто бы… Моложе?
