Положи меня, как печать, на сердце твое,
как перстень, на руку твою…
Песнь Песней царя Соломона
Мне всегда трудно дается первая фраза. Она появляется не сразу – прячется за частоколом образов, теряется в паутине слов, и часто только подойдя к концу повествования, я нахожу ту первую, единственную и неповторимую. А ведь это очень важно – первое слово! Первый вздох, первый шаг, первый взгляд…
Точно так же, только дописав текст до конца, я понимаю, о чем он.
Хотя, наверно, лукавлю: ведь все, что я пишу, об одном – о Любви.
Так как же мне начать эту историю?
Может быть, так: «Алла Львовна умерла в понедельник…»
Нет, мрачно.
А может быть, просто с начала: с первого взгляда и первого слова?
С полуслова…
* * *
…а потом появился Царь Леонид – так прозвала его острая на язык Маруся, соседка и подруга Аллы Львовны. Лёля и раньше его встречала: пару раз он приходил к Алле Львовне с женой – шумной и громогласной Сонечкой, Софьей Сергеевной. Она преподавала литературу в школе, обо всем говорила резко и безапелляционно, а Леонид только морщился и лишь иногда тихонько ей бормотал:
– Ну что ты такое говоришь, Сонечка…
– Я знаю, что говорю!
Лёля видела – ему неудобно. Леонид ей нравился – высокий, крупный, слегка похожий на Шаляпина, он носил очки и курил трубку, что очень ему шло. Преподавал на филфаке МГУ, знал несколько языков, много читал, и Лёля как-то раз поспорила с ним о романе Лилиан Войнич «Овод», который он называл «садистской книгой», а Лёля возмущалась. Однажды Леонид пришел один, без Сонечки, и случайно оказался за столом рядом с Лёлей. Они вдруг заговорили о Вирджинии Вульф – Лёля никак не могла достать прошлогодний номер «Иностранки», где была опубликована ее «Миссис Дэллоуэй», а Леонид читал этот роман по-английски. Оба увлеклись и проговорили весь вечер. «Какой он милый! – думала Лёля, потихоньку разглядывая Леонида. – Царь, конечно, но Царь сказочный, игрушечный – плюшевый такой, уютный! И кажется, что не очень уверен в себе…» А Леонид вдруг замолчал, снял очки и, протирая привычным движением стекла, сказал:
