– Это не трагедия,– говорю себе. Кричу себе. Кричу так громко, что уши закладывает в закрытом пространстве машины. – Это опыт! Грёбаный о-пы-ы-ыт!
Опыт и пытка – какие похожие слова!
Боль такая, что я задыхаюсь. Слезы размывают мир. Смаргиваю, вытираю щеки ладонью.
Справа мелькает световая вывеска магазина верхней одежды.
Нога резко утапливает педаль тормоза. Скрежет металла бьет по нервам. И я прихожу в себя.
Мне нужна новая куртка. Свою я оставила дома, когда убежала, ничего не соображая от шока, схватив только связку ключей с тумбочки в прихожей.
Прижав машину мужа к обочине, отстегиваю ремень безопасности и выбираюсь из кресла.
Порывы ветра бьют в лицо, кожу сечет мелкой ледяной крошкой града, перемешанного с дождем. Сегодня объявляли штормовое предупреждение. Безумие садиться за руль в моем состоянии и в такую погоду.
– Не трагедия, – шепчу себе и размазываю по щеке слезы.
Льдинки царапают кожу, словно стеклянные.
От холода не чувствую боли. От слез не вижу, куда меня занесло.
Ах да, вывеска.
Иду к салону по слякоти, засунув руки в карманы.
Холод пробирает до костей. Ноги босые, тонкие носки намокли и порвались. Кроссовки я успела снять, когда час назад вернулась из командировки. Раньше на сутки.
И застукала мужа в постели с моей лучшей подругой Аней.
Классика.
Грёбаная классика.
– Но не трагедия. Много чести! – шепчу, окончательно приходя в себя.
И разворачиваюсь на чей-то крик. чтобы увидеть, как оставленный мной черный кроссовер трогается с места и катится под горку по наклонной улице, сначала медленно, потом все ускоряясь… И уже на приличной скорости врезается в строительные леса, почему-то не огороженные забором.
Брызжет крошево лобового стекла, трескается и вылетает фара.
Любимая игрушка мужа.
Ну просто отлично.
От удара конструкция кренится, и с высоты на искалеченную машину россыпью падают какие-то железные штыри и доски.
Я хохочу как ненормальная. Достаю мобильник, включаю, смахиваю десятки сообщений от мужа и подруги и нажимаю на иконку самого нужного контакта. Трубку снимают сразу. Слышу ласковое:
– Зайчонок, вернулась?