– Вот знаешь, Чаки, чего больше всего боятся те, кто там, наверху? – старик кивнул на светящийся город и перевернул прутик, на котором жарились маленькие, только что родившиеся, крысята.
– Чего? – спросил Чаки, взъерошенный мальчишка с сияющими голубыми глазами, одетый в грязную красную куртку.
Старик усмехнулся, почесал жидкую бородёнку и, подняв вверх указательный палец, ответил:
– Они боятся умереть.
– А ты разве не боишься, дедушка?
Тот не успел ответить – из-под кучи мусора вылезла старая облезлая крыса в сером балахоне и пронзительно заверещала:
– Негодяй, Карл, ну ты и негодяй! Я же только на полчаса отлучилась, а ты уже их поджарил!
Карл со всей силы топнул ногой и замахнулся. Крыса съёжилась и пригнула голову.
– Цыц, Мила! – прикрикнул старик. – Прятать нужно было лучше, да и пищали они у тебя так, что за сто метров слышно. Ладно тебе – ещё нарожаешь.
Мальчик погладил плачущую крысу по голове.
– Не плачь, Мила, – сказал он, – ты каждый раз только и делаешь, что плачешь.
– Так я за последний год только один выводок сумела вырастить, – всхлипывая, сказала Мила, – а остальных всех твой дед нашёл.
Карл перевернул прутик, поднёс его к подслеповатым глазам, понюхал, лизнул и, довольно кивнув, снял одного крысёнка и протянул его матери:
– На, поешь лучше и не ной больше. Вы, крысы, иногда сами своих детей едите. Сырыми, хе-хе! А тут, смотри какой – румяненький, поджаристый. Корочка хрустит хрусь-хрусь! Косточки мяконькие! Высший сорт! Пища богов!
Крыса взяла крысёнка из протянутой руки и, усевшись на пустую банку из-под крапивного супа, принялась есть.
– На! – дед протянул второго крысёнка внуку.
– Спасибо! – поблагодарил Чаки.
Карл достал из-под грязных лохмотьев мятую металлическую фляжку, отхлебнул и улыбнулся от удовольствия. Крыса, заметив это, тут же отложила крысёнка и, протянув обе лапки к старику, запищала:
– И мне! И мне тоже дай! Помянуть надо!
– Ишь, какая хитрая! – усмехнулся Карл, протягивая ей фляжку. – А то причитала тут, как умалишённая!
Мила, обеими лапками держа фляжку, жадно отпила несколько глотков, которые для человека были крошечными, а для крысы – огромными, и, чуть не уронив, отдала обратно.
