Виктория лежала на бледно-желтом песке, усыпанном редкими мелкими ракушками, погрузив ноги в воду. Прохладные волны накатывали с чёткой периодичностью, словно обнимая тело. Место, где суша встречается с морем, – лучшее на всём пляже, по её мнению. Можно даже задремать, прикрыв лицо соломенной шляпой. Ненадолго, конечно. Пока Андрей с Асей плавают. Виктория плавать не умела; она лишь изредка качалась на мелководье, используя надувной круг, как и Ася.
Море, солнце и лошади. После гибели Арсена она не хотела ничего другого. Надо было как-то жить, и она жила. Вот именно, что как-то. Обещанное ей устройство на работу, в очередной раз, сорвалось. Вначале Виктория не могла прийти в себя с той весны, разломившей жизнь надвое. Затем, совершенно без энтузиазма, начала небольшую практику учителем-дефектологом на волонтерской площадке. Но из нее словно вынули внутренний стержень – занималась вяло, на автомате. А вскоре все площадки сократили – невыгодными оказались. А у преподавателей угасло желание трудиться задаром. Жизнь стала прежней, только в Лисовск они больше не ездили.
Виктория не отдавала себе отчета в том, что во всех встреченных лицах, глазах, и тонких мальчишеских силуэтах, одетых в ветровки с капюшонами, – она беспрерывно ищет Арсена. Шли годы, а наваждение продолжалось. Виктория не замечала своей грусти, пока ее не тыкали в нее носом. Тогда она страшно раздражалась – кому какое дело, почему она грустная?! Если она сидит одна с баночкой пива на скамейке, – как и многие другие отдыхающие, – значит ей хочется побыть одной; а грустит она как раз от того, что к ней лезут с идиотскими вопросами. Хотя в глубине души сама понимала, что должен быть предел, что так нельзя.
Однажды в троллейбусе она услышала, как кто-то просит подсказать, на какой остановке лучше сойти. Вопрос прозвучал необычно: слова во фразе были составлены несколько коряво, хрипловатый голос запинался. Виктория судорожно обернулась, но молодой человек обращался не к ней. Встревать в чужой разговор было неудобно. Но как похожи его глаза, боже ты мой! Лицо совсем другое, а волосы чёрные, – но глаза, и голос! Она с трудом удержала себя на месте, пригвоздила к поручню, чтоб не выскочить за ним с криком: «Подожди!»