В ушах звучала песнь смерти. А она все рубила и резала, пока медный привкус крови напитывал воздух. Сила текла в ее венах, словно раскаленное добела, расплавленное золото. Крики и плач постепенно стихали, и теперь Руа слышала лишь зов Бессмертного клинка, умоляющего ее пролить больше крови. В сознании боролись страх и восторг, радость и горечь. Она не могла удержать их внутри.
Сильные руки обняли ее и прижали к крепкой груди. Ухо обожгли горячее дыхание и шепот: «Боги, Руадора. Остановись».
Ведьмоубийца.
Его мольбу она определенно должна была пропустить мимо ушей. Но этот глубокий тембр проник в нутро, до самого сердца, и она ослабила хватку на рукояти клинка.
Дышать стало легче, и Руа огляделась: вокруг лежали мертвые и умирающие. Гнев Бабы Морганны сотрясал землю, стены домов крошились и рушились. Чужие руки крепче прижали ее к себе, тяжелое дыхание путалось в волосах, но, пока она разглядывала поле битвы, все это казалось таким неважным. И неожиданно Руа разглядела то, что заставило ее взять в руки древний меч, – Раффиел. Ее брат упер неподвижный, мертвый взгляд в небо, пока земля под ним ходила ходуном.
На протяжении многих лет их общение сводилось к неловкому обмену короткими фразами. Они могли бы наладить отношения, но возможность стать ближе у них жестоко отобрали. Это она во всем виновата. Она должна была схватить меч раньше, чтобы спасти брата. У нее появился бы шанс стать хорошей сестрой… но она слишком долго не могла решиться. Красные ведьмы точно бы в ней разочаровались.
Руа не была ведьмой-воительницей – лишь принцессой фейри, – и ее пугала та, в кого она превращалась, когда в ее в руках оказывался клинок. Она взглянула на рукоятку меча, украшенную темно-красными рубинами. Сила, заключенная в них, покалывала пальцы, словно статическое электричество. Ужас от того, что она совершила ошибку, ненадолго остудил пламя гнева, полыхающее в груди.