Большой город медленно и нехотя просыпался после грешной пятничной ночи.
Чуть заполночь на него обрушилась гроза – дорожки в большом парке на окраине были завалены обломанными ветками. Для начала лета было необычно пасмурно, в мутном небе над многоэтажками громко плакали колокола недавно построенной церкви, призывая к утренней молитве и покаянию.
Через парк, объезжая раскиданные ветром ветви, две немолодых женщины катили коляски с младенцами.
– Вот попы раззвонились, словно конец света! Лучше бы парковку нормальную там построили, пройти же с ребенком по двору невозможно! – Голос одной из женщин, прозвучал неожиданно громко в тишине раннего утра.
Вторая, обладавшая голосом менее громким, зато той особой тональности, которую трудно не расслышать, парировала:
– А что, Зоя, ты конца света не боишься? Вот помрёшь, и отправится твоя душа вместо рая – на парковку.
– Пусть боятся те, у кого совесть нечиста. А я всю жизнь честно трудилась, и сколько с мужем-бабником промучилась, и детей подняла. Как дочь говорит, у меня резюме для рая – идеальное. Так что пусть приходит этот твой конец. А пока не пришёл – машины должны на парковке стоять, а не на тротуаре.
– Зоя, постой! – Одна из женщин остановилась перевести дыхание. – Ох, господи, погляди, да что же это такое?
– Что там? – Зоя гордо остановилась.
– Смотри, парень какой-то в кустах лежит.
– Пьяный, наверное. Герда, не связывайся ты с этими бомжами! – Зоя повернулась и покатила коляску дальше. Но Герда, движимая, скорее, любопытством, нежели состраданием к ближнему, подошла к зарослям орешника и наклонилась, заглядывая сквозь густые ветки.
– Нет, не похож на пьяного. Какой-то он белый. Может, умер? – Она вернулась на дорожку и достала телефон. – Алло, полиция? Здесь человек лежит, кажется, мертвый.