Через окошко кареты я с восторгом разглядываю одновременно и знакомые, и совсем незнакомые питерские места. Я родилась и выросла в городе на Неве, но как же он изменился за почти две сотни лет!
Неужели это – Невский проспект? Не асфальтовый – деревянный! А как непривычно не видеть на канале Грибоедова собора Спаса на Крови. Его начнут строить только через пятьдесят лет. Хотя о чём я говорю? Какой Грибоедов?
И как непривычен Зимний дворец не в зеленом, а в желтом цвете!
От созерцания меня отвлекает скрипучий голос Настасьи Павловны.
– Ежели князь во время танца изволит к вам обратиться, слушайте внимательно. Отвечайте кротко: «Да, ваша светлость» или «Нет, ваша светлость». И смущенно опускайте взгляд.
Я хихикаю, и она смотрит на меня с неодобрением и шепчет на ухо подруге Ирине Николаевне:
– Ох, уже эти провинциальные барышни! – и снова обращается ко мне. – Константин Николаевич – большой любитель чтения. Надеюсь, вы знаете каких-нибудь поэтов?
– А как же? – возмущенно откликаюсь я. – Державина, Пушкина, Лермонтова.
И тут же, спохватившись, до боли закусываю губу. Про Лермонтова я знать еще не должна. Его известность еще впереди.
К счастью, мои спутницы в поэзии не сильны. Хотя когда я называю Пушкина, обе дружно морщатся.
– Надеюсь, вы не забыли карне?
Нет, не забыла – маленькая записная книжечка висит на цепочке веера. В нее на балу полагается записывать приглашения на танцы.
– Сначала нужно выяснить, на какой танец вас ангажирует сам князь, – поучает Настасья Павловна. – А потом уже давать обещания другим кавалерам. И запомните, милочка, – не более одного танца с одним лицом!
– А если князь пригласит меня дважды? – уточняю я.
Дамы снова переглядываются.
– Князь? Дважды? Вера Александровна, да в своем ли вы уме? Только и забот у князя будет, что вас приглашать! Там сколько других барышень будет!
Теперь уже хихикают они.
Карета останавливается у самого крыльца, услужливый лакей в роскошной ливрее отворяет дверцу и помогает выйти сначала Настасье Павловне и Ирине Николаевне, а потом и мне. Мои шелковые туфли сразу тонут в мягком ворсе расстеленного на ступеньках ковра.
