ПРОЛОГ.
ИМЯ, ВЫРЕЗАННОЕ В КАМНЕ.
"Даже имя, отлитое в золоте, стирается быстрее, чем долги, вырезанные в костях."
– из хроник Странника.
Той ночью отец рассказал мне историю, от которой пламя в очаге съёжилось до синего огонька, а тени на стенах зашевелились, будто слушали. Историю о Лихте – герое, чьё имя теперь вырезают на надгробиях и шепчут в молитвах, когда ветер воет в трещине между мирами.
Две страны, Ауром и Орон, разделяла не трещина, а бездна – зияющая рана в самой плоти земли. Говорили, что её прорубил первый удар Меча Мёртвых, когда боги ещё бродили среди людей. Но в ту ночь, когда Лихт впервые поднял Меч, даже земля замолчала.
Ауром сиял башнями из белого мрамора, где фонтаны пели на языке забытых нот. Он был светом – процветающим, полным чудес. Орон же дышал ядовитыми испарениями болот, его стены, словно рёбра гигантского мертвеца, смыкались над улицами-ущельями. Он был тьмой – страной тайн, зависти и боли. Их вражда длилась веками.
Лихт явился, когда война пожирала последние зёрна надежды. Меч он нашёл в гробнице под руинами храма – клинок, впитывающий свет души, как губка кровь. Холоднее льда. Тяжелее греха. Его лезвие пожирало свет, а рукоять, обмотанная кожей самоубийц, пульсировала в ладони, словно живая. И когда он впервые сжал меч, до самой кости просочились шепоты:
– Ты наш… Ты с нами…
Мёртвые поднимались по его слову. Не воины – куклы из плоти и ржавых доспехов. Их мутные, как вода в болотах Орона, глаза следили за Лихтом даже во сне.
Годы битв превратили его в сосуд с трещинами. Меч разъедал душу, оставляя в ней чёрные дыры, куда затекал всё тот же шепот:
– Ты наш…
В ту ночь Лихт встретил Странника. Тот вышел из пламени – подобно пеплу, собрался в человеческую форму. Лицо – маска. Глаза – щели в пустоте. Он предложил простое:
– Отдай душу, и они замолчат, – голос скрипел, как дверь в заброшенной усыпальнице.
Лихт согласился. Не от страха – от усталости.
Новая сила вскипела в венах, горькая, как яд. Он стёр Орон с лица земли за один день. Камни плавились. В воздухе висел вой – то ли ветра, то ли тех, кого Меч поднял в последний раз.
