В прозрачной синеве воздуха носились лепестки черемухи, опускались на влажные с ночи тротуары, горько пахли…
Петербург, город-призрак, полный величия, славы и безумия, смотрел в бездонное небо глазами своих дворов-колодцев. Все так же шумели листвой его старые парки, неторопливо текла закованная в гранит Нева, и грозный медный император глядел вдаль… Что видел он там? Брезжащие в тумане очертания будущего? Или только спокойное течение облаков по зыбкому горизонту?
Старый тополь во дворе театрального дома почти засох, но жильцы жалели рубить его и спилили нижние сухие ветки сухих веток, так что дерево стало похоже на высоченный шест, едва покрытый скудной растительностью. Сам дом тоже преобразился. Его покрасили в нежно-зеленый цвет, и белые колонны весьма нарядно смотрелись в блеске северного солнца.
На исходе был май, благоухающий сиренью; по дворам цвели рябина и шиповник, тянулась к свету зеленая травка. Такую маленькую полянку, покрытую нежной порослью дикой ромашки, облюбовал Егор Фаворин для выгуливания своих персидских котов. Это была молодая пара, потомство Дианы. Животных звали Парис и Елена. Когда родились персидские котята, в театре у Фаворина как раз репетировали «Прекрасную Елену», и музыканту не пришлось долго выбирать имена.
– Парис! Парис! Куда ты лезешь? – увещевал Егор молодого котика, который рвался к голубям и воробышкам, натягивая поводок. – Задушишься! Вот глупый! Думаешь, тебе удастся поймать этих хитрых бестий? Ты еще слишком молод, неопытен…
– Да отпустите вы их, господин Фаворин, пусть побегают! – добродушно посоветовал вышедший из подъезда черноусый мужчина спортивного телосложения. – Это же кошки! Они свободу любят, а вы их на поводок!
Егор криво улыбнулся, ничего не ответил. «Иди, иди себе, вездесущий ниндзя! – подумал он про себя, провожая недобрым взглядом нового соседа. – Ишь, раскомандовался! Мордоворотами своими командуй!»
Ниндзей жильцы театрального дома прозвали Фарида Гордеева, который пару лет назад вернулся с Дальнего Востока и поселился в своей квартире на втором этаже, в той, где проживали студенты-арабы. Никто толком не знал, что он за человек, но все его побаивались. У господина Гордеева была сильная, развитая фигура, легкая пружинящая походка, жесткий взгляд и суровое выражение лица. Его можно было бы назвать красивым, если бы не скрытая в каждом движении неумолимая сила, которая настораживала и пугала людей.
