– Мариночка, хорошего вечера, – проворковала Карина Павловна от двери и с довольным видом пристроила на округлое плечо потертую черную сумку. Я хмуро проводила женщину взглядом, с раздражением покосилась на настенные часы и с тоской уставилась в экран компьютера.
Очередной вечер на работе…
Тоска тоской!
Мысленно застонав, я встала, чтобы заварить себе то ли шестую, то ли седьмую за сегодня кружку кофе, и сыпанула в чашку две с горкой ложки сахара.
Только и радости, что никто меня сейчас не видит и ни одна из дам не посмотрит на меня с осуждением за этот сахар. А еще за блюдце с печеньем и конфетками.
– Тоска тоской, – уже вслух произнесла я, садясь на свое место и с отвращением глядя в поднадоевшие таблицы.
Работы предстояло еще много. И самое обидное, что большая часть этой работы даже не моя! Просто начальник решил, что за отсутствующую по болезни Леночку должна отдуваться именно я, как единственная в нашем отделе безропотная овечка. Против монументального квартета, трудившегося в фирме более десяти лет, даже шеф боялся слово сказать. И в итоге наши грозные дамы целыми днями чаевничали, обсуждали диеты, мужей, детей и внуков, а на нас с Ленкой смотрели так, будто это мы отлыниваем от работы.
Очень хотелось уволиться, но данная фирма оказалась единственной, где на работу взяли двух девушек без опыта, сразу после института. Зарплата не радовала, коллектив тоже, я все больше и больше приближалась к гастриту и депрессии, но увольняться – не вариант. С неполным годом рабочего стажа меня вряд ли возьмут еще куда-то, а если и возьмут, то придется уезжать в другой город и пытаться налаживать жизнь там.
– Хотя кого я обманываю?..
Даже здесь, в родном городе, вся моя жизнь крутилась между домом и работой. Самой себе я напоминала маленького хомячка, что бесконечно бегает в своем колесике внутри большой пластиковой клетки. Где-то за пределами есть другой мир, но хомячок не в силах вырваться из своей клетки, хотя у него есть зубы, чтобы перегрызть пластиковые прутья.
Повздыхав, я выпила кофе, съела печенье и заполнила несколько сотен ячеек в таблицах, чувствуя, что вот-вот расплачусь, заливая клаву горькими слезами.