Моим новым друзьям, которых я узнала
благодаря написанию этой истории.
– Твой страх самый сладкий.
– Твое безумие самое притягательное.
Пролог
– Гадкая любовь, гадкая, гадкая, гадкая, – шептал он, водя пальцем по ее щеке.
Его голос был глумливым и то исходил приторной нежностью, то источал злую усмешку. В узком заостренном лице, обрамленном угольными волосами с проседью, осталось мало человеческого. Тонкие и правильные некогда черты исказились, в лиловых глазах искрило безумие. И все вокруг казалось безумным сном. И отдающие эхом своды стен. И вьющиеся тени вокруг. И звуки музыкальной шкатулки. И легкий аромат полыни, аниса и пряностей, словно кто-то только что разлил абсент. Однако разлито было сумасшествие. Оно впиталось в пол, поднялось к потолку, въелось в стены. Миллиардами молекул разлетелось в воздухе. Попало в кровь. Осело в душе алым румянцем.
«Пам-пам… Пам-пам-пам… Пам… Пам-пам-пам-пам…» Музыка каплями падала в вязкую тишину. Крепко связанная девушка, сидевшая на стуле перед молодым мужчиной, смотрела в его жуткое лицо со смесью страха и отвращения. Губы ее были разбиты, под спутанными длинными волосами запеклась темная кровь. Пульс частил. На висках крохотными капельками выступал пот.
Ей было страшно. Очень страшно. Так страшно, что душа трепетала в солнечном сплетении, мышцы заледенели (ударь – рассыплются), а глаза заволокло холодными слезами. Только она их не чувствовала. Она вообще больше ничего не чувствовала, кроме его пальцев и дыхания на своей коже. И всепоглощающего страха. Ей казалось, она привыкла к страху. Но она ошибалась. К страху смерти привыкнуть нельзя. «Господи, почему?..»
– Ты пла-а-ачешь, – протянул мужчина нежно и стер слезы с бледной щеки, а после с задумчивым видом слизнул их с пальца. Склонил голову к плечу, устремив глаза в высокий потолок, – ни дать ни взять гурман, распробовавший вкусное блюдо. – Сладко, – сообщил он и принялся собирать слезы губами – с лица, шеи, ключиц, не прикрываемых больше футболкой – так сильно она порвалась.
От каждого этого мучительно долгого прикосновения девушку передергивало. Казалось, там, где побывали его губы, кожа начинала зудеть. А мужчина как будто ничего не замечал. Ему нравилось делать с ней это. Ему нравился ее страх. Дыхание его стало прерывистым, тяжелым, и пару раз он прикусил ей кожу – так, что слезы смешались с кровью. Ее кровь пьянила его. Ее запах сводил с ума – хотя, казалось, куда уж больше?
