Я помышлял о суициде ещё в Токио, но решился лечь на рельсы лишь в момент, когда самолёт заходил на посадку в Вашингтоне – оттуда я проехал ещё с сотню километров до Нью-Йорка и, спускаясь в подземку, всё же передумал: меня, однако, беспокоила не сама смерть, а антисанитария, поэтому было решено выбрать метро почище – по крайней мере так, чтоб в нём не было крыс; на попутках я добирался до Сан-Франциско и первым рейсом улетал в Париж – настолько привлекательной казалась идея исчезнуть в холодных водах Ла-Манша; маршрут всегда был одинаков, менялась последовательность: иногда сначала было Токио, потом Вашингтон – Нью-Йорк – Сан-Франциско – Франция, иногда отправной точкой становился Шарль-де-Голль, с некоторой периодичностью я стартовал в Сан-Франциско: но как бы я ни бежал за смертью, всё время я отдалялся от неё дальше и дальше. Нигде я не находил в себе сил совершить последний рывок к желаемому – казалось, что смерть – процесс интимный, а я стремился нарушить этот интим долгими прелюдиями – нарочно я взносил нож над головой, как бы намереваясь снять скальп, а потом опускал его, желая лишь из уважения напоследок провести по артериям вен на своих руках, но ввиду слабовольности быстро сдавался.
Глядя на табло в аэропорту Токио, я увидел до боли знакомую надпись Moscow, но казалось, что расстояние, добровольно выстроенное между мною и этим городом, со временем стало настолько большим, настолько неимоверным, что будь я хоть трижды Васко да Гамой, мне бы потребовалось как минимум ещё две жизни, чтобы преодолеть его.
Я оказываюсь там, где не должен был – мой взор тут же падает на ленту, по которой тараканами пробегают один за одним чемоданы, розовый идёт вслед за фиолетовым и в эту яркую палитру, словно сирота, пытается встрять чёрный, за котором катится уже белый, с выгравированным на нём мишкой и надписью “I love you” – далее зелёный коридор, проверка документов и, наконец, соглядатаи власти – и уже неважно, пытаются ли они играть роль встречающих влюблённых или таксистов, разрывающихся между личной жизнью и желанием заработать на эту самую жизнь копеечку – они расходятся, уступая мне, и я сажусь в первую встретившуюся жёлтую машину – там я называю адрес, который мне нужен, но которому при всё этом не нужен я, и водитель плавно давит правой или левой ногой по педали, а я тут же слышу, как мой чемодан, в котором лежит всё самое ценное, что у меня есть и чего у меня одновременно с тем больше нет, начинает скакать вверх-вниз под давлением дорожных ям, лежачих полицейских, не случившихся аварий и выбежавших на шоссе суицидников-пешеходов, и я, разъярённый временем и пространством, в которых я застрял, пытаюсь завязать диалог с водителем, но на каждый мой вопрос он кивает – либо да, либо нет – и я спрашиваю его имя, пытаясь поставить его в тупик, но он вновь и вновь повторяет одни и те же движения головы – либо вверх-вниз, либо лево-право.
