Благодаря недавним дождям Сена в окрестностях Берси, пригорода Парижа, снова стала широка и полноводна. Но в августовскую жару вся мелкая фауна попряталась в заросли. Лишь после полудня подул лёгкий ветерок, не принёсший облегчения. Поэтому плеск речной волны и звук уключин вызвал любопытство у белки, угнездившейся в дупле одиноко стоящего дуба. Высунув мордочку, она чёрными глазками-бусинами проводила плывущую лодку и снова спряталась в дупло. Тем не менее, людей, сидевших в лодке, жара, казалось, нисколько не смущала. Девочка лет тринадцати в широкополой соломенной шляпе рассеянно озирала пустынные берега, в то время как два мальчугана, усердно пыхтя, работали вёслами. Неожиданно блондиночка заметила:
– Вот уже Венсенский лес. Пора возвращаться, Роже. Боюсь, меня хватятся.
– Как прикажете, мадемуазель, – почтительно ответил старший из подростков.
Затем он обратился к своему спутнику:
– Жером! Ты слышал, что сказала мадемуазель Камилла? Давай, поворачивай!
Мальчик, словно только дожидаясь его приказа, поспешно утёр пятернёй струившийся по лбу пот и вместе с братом принялся разворачивать лодку. Некоторое время все молчали, пока Камилла вдруг не спросила:
– О чём ты мечтаешь, Роже? Наверно, хочешь стать управляющим, как твой дед?
– Нет, мадемуазель, – не задумываясь, ответил Роже, который был года на два-три старше Камиллы. – Я хочу стать солдатом.
– Почему?
– У солдата всегда есть монета в кошельке. И он никому не подчиняется, кроме своего командира.
– А ты, Жером?
В отличие от брата, двенадцатилетний Жером задумался, после чего рассудительно произнёс:
– Я хочу стать монахом, мадемуазель. Потому что в монастыре, кроме постных дней, каждый день дают фунт говядины и пинту пива или вина.
Отвернувшись от своих спутников, Камилла некоторое время молча смотрела вперёд, а потом вдруг заявила:
– А я мечтаю стать Орлеанской девственницей!
Братья переглянулись, после чего Роже, сплюнув в воду, глубокомысленно изрёк:
– Я думаю, Париж – лучше Орлеана. Хотя девственниц здесь и вправду мало…
