1. Пролог
Я как-то не ожидала, а потому в первую минуту растерялась.
Нет, это, конечно, обычная реакция для нормального мужика. Вот хотя бы для таких, как Беркут и всей его строительной бригады, но чтобы Пушной?! Этот олигарчонок?
Но мне не показалось.
Марк, который уже ни разу не Олегович, смотрит волком то на меня, то на букет шикарных роз, нелепо торчащими своими колючими ножками и сломанными бутонами из мусорного ведра.
Жалко до слёз. Цветы.
- Пушной, ты совсем опушился что ли? Розы-то в чём виноваты?
- В том, – прорычал мужчина, концентрируя своё бешенство теперь только на прекрасной мне.
- В том, что стоят тут и пахнут? Да?! – помогаю ему с логикой ответа, но сама тоже завожусь.
Ну, козёл же! Сам-то букетов мне не дарит, а тут от чистого сердца принесли… и та-дам! В ведро! Ууу! Копать-хоронить, как в том мультике у Аришки.
- Да! Стоят!
Всё! Подписал-таки приговор себе, голубчик! Сейчас-то я его пёрышки повыдёргиваю!
- Марк, а не пошёл бы ты?! А? Немного ли на себя берёшь? Я к тебе в рабство не нанималась! Ты сам попросил, а я великодушно согласилась побыть временной мамой Аришки. Аришки! Не твоей мамой или ещё кем-нибудь! Ты из роли-то не выпадай, пожалуйста, а то…
- А то что? – наглеет олигарчонок и наступает на меня. – Что, Катюш? Побежишь докладывать Аришке истинную причину своего присутствия рядом с ней?
Кухня в его доме, конечно, большая, но не бесконечная. Жаль. Через пару моих отступных шагов я упираюсь поясницей в кухонную стойку, но от его вопроса кровь резко вскипает, а потому отступать больше не хочется. Теперь только крушить!
Да, я не мать его дочери, но с ней рядом я не играю. Не требуется. Нам с ней и так здорово.
- Ах ты, зверьё пушковое! Охренел? – спускаю пусковой крючок злости, и под руку что-то попадает.
Тарелка. Да зашибись! Вечер мне начинает очень нравиться! И ещё больше нравится, когда я понимаю, что посудина, полетевшая в Марка, пустой не была. Макароны и остатки густой томатной подливы, как кровь, стекают по мужскому лицу, капают с волос на белоснежную рубашку.
Мы оба замираем. Я от радости короткой, но победы, а он – от шока моей выходки. На звон тарелки, разбившейся о кафель пола, никто не обратил внимания.
