1. Пролог
Декабрь...
Он стоял на бордюре спиной к кафе. Тёмные волосы, римский профиль, чёрное пальто. Прижатый к уху телефон. Позади торопились мимо пешеходы, перед ним проносились машины. Сверху летели снежинки, а он стоял, склонив голову, нахмурив брови, как непобедимый полководец у осаждённого города, и отвечал изредка и немногословно.
— Ниѐ то ва̀ша. Нѐго мо̀я брѝга, — прозвучал его обманчиво мягкий бас, когда Ия поравнялась с широкой спиной, и неведомая сила толкнула её в кафе.
Вернее, она лишь нерешительно подошла к двери, не зная, почему вдруг решила остановиться, когда мелькнул чёрный кашемировый рукав, и сильная мужская рука открыла ей тяжёлую застеклённую дверь.
— Спасибо, — ответила она машинально, но дежурная улыбка повисла без ответа — дверь за ней закрылась, а мужчина остался на улице, продолжая свой незаконченный разговор.
Запах кофе сделал выбор за неё. Она ткнула в меню. Бариста понимающе кивнул. Кофемашина шумно захрустела обжаренными зёрнами. Поставив на барную стойку прозрачную коробку с розовыми ёлочными шарами, Ия обернулась — мощная атлетическая фигура всё ещё темнела за стеклом двери.
Вдоль окон стояли уютные диванчики. Небольшие столики, украшенные милыми композициями из еловых веточек.
Она выбрала тот, на который падали лучи встающего из-за домов солнца. У стойки с журналами. Выудила глянцевую обложку наугад, положила на стол. Игривым котёнком на спинке диванчика пристроила шубку. И розовые шары перекочевали к окну как раз к веточке ёлки, заставив улыбнуться. Она так долго искала идею как же украсить дом к празднику в этом году и вот нашла. Пепельно-розовый так красиво смотрелся с восковым налётом голубых еловых лап. Теперь она знала, что ответить дизайнеру.
Когда её заказ был готов, как раз позвонила младшая дочь. Ия всё ещё прижимала телефон к уху, успокаивая Аришку. Подойдя за кофе, она машинально выкладывала на барную стойку содержимое сумочки в поисках банковской карточки.
— Нет, малыш, ты его не потеряла, оставила на сиденье в машине, — как раз положила Ия рядом с ключами от машины потрёпанного плюшевого медвежонка, из-за которого рыдала её восьмилетняя растеряшка. — Не плачь, зайчик, твой Пухлик у меня. Мы сейчас попьём с ним кофе и пойдём покупать подарки. Папе, бабуле... Да где же она? — этот вопрос она пробубнила тихо себе под нос. Похлопала рукой по карманам. Улыбнулась терпеливо ждущему баристе: — Видимо, терять вещи у нас семейное. — И снова полезла в сумочку, когда над ухом прозвучал знакомый мужской голос, низкий, глубокий, с мягким акцентом:
