Пролог
Я знаю, что за этой преградой. Две женщины, две частички меня, одну люблю больше всего на свете, а вторую ненавижу до безумия.
Дверь лишь прикрыта, и слышу присутствие. Ладонь судорожно сжимает пистолет. Мышцы натянуты и подобны камню. Я больше ничего не боялся, но только этот страх по-прежнему превращал меня в ничто. Из года в год. Стоило мне увидеть её, подумать о ней, заглянуть в такие родные, но настолько жестокие глаза – внутри вновь просыпался тот маленький ребёнок, просящий пощады. Столько лет я избегал встреч с ней, но в одночасье она не только вернулась, но и поставила под угрозу мою новую жизнь и сущность. Вернула в то жуткое прошлое, когда прыжок с высоты считал для себя единственным спасением.
Слегка толкнул дверь, не входя и не поднимая руку с оружием. Любимый лик смотрит обреченно в пол. Увидев меня, любимая тут же собралась и дернулась связанным телом вперёд.
Тише, тише… Приложил указательный палец к губам, одним взглядом обещая – «Сейчас, потерпи немного». Шагнул внутрь, игнорируя её немое предупреждение об опасности и отчаянное мотание головой. Оглядел пространство.
Темнота в углу комнаты слишком густая и живая. Огонёк зажигалки вспыхнул, осветив тонкую линию женского рта. Поднял оружие, направив туда. Снова темень, которую расчерчивал одинокий не тлеющий уголек прикуренной сигареты.
– По-твоему это разговор? – сиплый и безбожно прокуренный голос потёк по стенам. Он изменился за эти годы, но всё такой же насмешливый, тягучий и жестокий.
Слышу звук затвора – у неё тоже пистолет, а мне даже не видно куда направлено дуло.
– Ты вынудила, – проронил я. – Отпусти девушку. Я здесь…
– Ты здесь ради неё, а не ради меня. Нехорошо это, родной. Променял меня на эту собачонку. Не такую партию я тебе прочила. Хотя нет, я никого тебе не прочила, потому что ты – мой.
– Ты – ненормальная. Тюрьма не то место, где тебе гнить, – надрывный голос осел на дне легких.
– А где же, малыш? Смирительная рубашка мне не идёт, – насмешливо пропела она.
Проглотил мерзкую фразу, рвавшуюся из утробы ядом. Опасно и слишком. Я мог бы сказать ей всё, выплеснуть свою боль, выношенную годами. Растерзать и уничтожить, содрать кожу, вырвать язык… Господи, за это время тихой ненависти, я видел расправу над ней в самых гадких и изуверских вариациях. А теперь, когда она в шаговой доступности, лишь пистолет станет средством расплаты.
