Аполлинарий Семечкин был знатным в те времена прохиндеем. Вот только представьте себе его в профиль: шрапнелевые штаны в полоску (обязательно шотландского крою), беленький воротничок (естественно, накладной) белая рубашечка (такая же фальшивая, как и её хозяин), жилеточка под жаккард выделанная и чаще всего – солидное жабо (напрокат за 1 рубль). На ногах – туфли английские, лаком вскрытые (говорят, с пьяненького англичанина снял, что в кабаке свою память оставил), на голове – цилиндр с серебряной каёмочкой, на руках – белые аристократические перчатки, а на кончике пальца едва удерживает трость роговую. Звать себя рекомендовал он немного не мало – Аполлонием Адриановичем, хоть и отца его звали Петром. На крайний случай просил корректно обращаться к нему через «мсье». И вот сей субъект так щедро бриллиантином намажется, усики свои щипцами завьёт, парфюмом французским надушится, и вперёд – по дамам. Уж не знаю, чего вы там о нём успели подумать, но он таков был, что даму выбирал не по обличию, а по душевному настрою. Вот, к примеру, его новая знакомая, щедрую душу которой он разглядел соколиным оком за три версты, да ещё и в солнечную пору. Личико её беленькое за ажурным зонтиком детально заприметил, фигурку в корсетик затянутую измерил, и даже высмотрел название кораблика, откуда сошла дама на твёрдую землю. И вот они уже сидят в павильоне «Верне», созерцают пышные парижские безе на элегантных фарфоровых тарелочках. Ну а после десерта можно уже и что-то по крепче… И наконец, одной рукой он элегантно подталкивает ей рюмочку портвейна, тем самым пробираясь все ближе и ближе к глубинам ее сердца, а другой, под изящным маленьким столиком, нежно так гладит ей коленку, тем самым приближаясь к ее открытому ридикюлю и как следствие – портмоне. И когда мадама уже спотыкается раз на раз, и хочет вильнуть из стороны в сторону, как бродяга Монмартра после абсенту, значит – готова. Готова, чтобы её проводили на белый кораблик и помахали так вежливо ручкой в беленькой перчатке. Вот и конец всей романтике. А вы что подумали? Стыдно, товарищи! Никаких непристойностей после таких встреч не бывало. Почти не бывало. Но об этом упоминать не будем.