Девочка спешила навстречу любви.
Она не шла – летела, и босые ноги едва касались влажной крыши. Та еще блестела после недавнего дождя. Скоро взойдет солнце, и вода испарится, а с ней и остаточный след, который и без того был почти неуловим.
– Я знала, – она смотрела снизу вверх, и глаза ее сияли. – Я знала, что это – настоящее чувство.
– Конечно.
– Ты любишь меня… только меня…
Он коснулся пальцами ее лица.
Теплое.
Волосы мягкие и так знакомо пахнут травами. Лепесток ромашки запутался в кудрях, и темные круги под глазами ее не портят.
Почти.
– Я… так страдала.
– Прости.
– Ничего, – она вытерла несуществующую слезинку.
Притворщица.
Именно тогда он и решился.
– Ты хочешь, чтобы мы были вместе? Навсегда? – он прошептал это в розовое ушко, и то вспыхнуло, покраснело. – Тогда ты должна кое-что для меня сделать. Сумеешь?
Она кивнула.
И эта ее готовность сделать действительно все, что угодно, взбесила куда сильнее, чем признания. Она ведь и вправду сделает.
Все, что он ни попросит…
А он не будет просить много. Он возьмет ее за руку, теплая ладошка с крошечной меткой старого шрама. Пальчики тонкие, хрупкие. Ноготки… она так и не избавилась от привычки грызть их. Он потрогал эти ноготки и погладил шрам, прощаясь.
– Идем.
Она покорно шагнула на край крыши.
Солнце уже показалось, а значит, стоило поторопиться.
– Видишь, – он провел рукой в воздухе, позволяя иллюзии раскрыться, – нас ждут. Сегодня мы поженимся, а завтра расскажем обо всем.
Он точно знал, что она видит.
Дорожку средь клиновидных маррантов. Узкие и высокие, с серебристыми листьями, которые марранты не сбрасывали и зимой, они напоминали диковинные пирамиды. Сиял белизной девичий кумарис, прозванный невестиным цветом. И редкие желтые пятна лютиков лишь подчеркивали искристую эту белизну. Мох наползал на камни…
Храм.
– Это…
– Здесь не спросят о дозволении родителей, – он поцеловал ее пальцы. – И никто никогда не скажет, что наш брак незаконен. Понимаешь?
Она кивнула, не сводя взгляда с нагромождения валунов, среди которых то тут, то там виднелись статуи. В отличие от храма их время не тронуло.