Я любил тебя в Нью-Йорке, любил в Париже и Риме. Мы целовались на Монмартре, держались за руки у Колизея, снимались в кино в Будапеште, а в Бруклине мы почти всегда сходили с ума.
Ты – лучистая звезда на бездонном небосклоне, и ты падаешь в мои объятия лишь на короткий миг, чтобы вспыхнуть сверхновой, а затем вновь ускользаешь, выходишь на свою привычную орбиту. Блистаешь холодным светом с экранов телевизора, со страничек соцсетей, улыбаешься с журнальных разворотов. Это не твоя настоящая улыбка: ослепительно уверенная, вся напоказ. Со мной ты улыбаешься иначе.
И я знаю, сколько бы дней не прошло в разлуке, сколько бы ни пришлось ждать, ты рано или поздно возвращаешься ко мне…
В этот раз ты появляешься накануне рождества, также неожиданно, как и всегда. Просто набираешь мой номер и звонко – как всегда, звонко – щебечешь:
– Фрэнни, я завтра буду в Большом Яблоке – ты как? Хочешь повидаться?
В груди на миг сладко замирает. В последний раз мы виделись полгода назад. Твой ласкающий голос наверняка летит откуда-то с туманного Альбиона, из вечно серого Лондона, который ты обожаешь. В Лондоне мы не любили друг друга. Ты жила там со своим бой-френдом, и это была запретная территория для наших встреч.
– Привет, Хэйли, – я машинально достаю сигарету из пачки. – Тебе крупно повезло, m’amour, мне как раз дали недельку отдыха между съемками. Буду в Нью-Йорке до нового года. Тебя встретить по прилету?
– Было бы чудесно, – на том конце раздается невнятный треск – похоже ты куда-то идешь и сережка, касаясь телефона, мерно постукивает по динамику, в такт твоим шагам.
– Во сколько прилетаешь? – я закуриваю и с наслаждением слушаю неясный шум твоей далекой жизни.
– В восемь вечера, – в трубке, наконец, перестает трещать, и я слышу тебя так же ясно, как если бы ты сидела напротив: – Британскими авиалиниями, номер рейса сброшу сообщением.
