Сегодня
особенный день! Самый лучший в моей застывшей во времени жизни. Неделю назад в
долину Скорби прибыл элитный военный отряд под предводительством легендарного
командора коила Тальхура. Всех плакальщиц обители собрали в траурном зале. Большой
и мощный ветреник в начищенных до слепящего блеска доспехах своей расы ворвался
в помещение с целой свитой воинов. Пронзительный взгляд серых, будто мрачное
небо над долиной глаз, прожигал насквозь каждую девушку, но лишь на мне
остановился надолго. Я смотрела на командора в ответ, любуясь проседью
каштановых волос. Он вызывал во мне особый трепет, ведь немного напоминал моего
погибшего на поле боя отца.
Тальхур выбрал
меня из множества ингхов и наделил благородной миссией. Я отправлюсь в столицу
Ингвиона, чтобы заботиться о сиротах, лишившихся родных из-за войны. Буду
управлять небольшим приютом. Поэтому сейчас я стояла у зеркала в неповторимо
красивом походном платье. Коилы всегда славились особенным текстилем! Наряды
ветреников ценились у туманников на вес золота.
Мне выпала
большая честь ощутить кожей необычайную мягкость дорогой ткани. Легкая длинная
юбка из летящей материи василькового цвета. Приталенный корсет с золотистой
вышивкой затянут слишком туго, но я знала, что вынесу далекий путь и не стану
роптать. Ради столь неземной красоты можно и потерпеть! Я должна прибыть в
столицу не забитой провинциалкой из всеми забытой долины, а уверенной в себе
девушкой, достойной такой ответственной должности.
Тонкую шею
овивало жемчужное ожерелье и приятно щекотало бусинами кожу при каждом движении.
Отродясь не носила таких изысканных украшений и мне нравились новые ощущения. Я
смотрела на себя в зеркало и не верила, что пышногрудая шатенка в отражении —
я. Это чувство заставляло сердце биться быстрее, из-за чего даже дыхание
перехватывало.
Неужели в этот
особенный день я распрощаюсь с участью плакальщицы в пансионе Усопших и отдам
всю свою любовь несчастным деткам? Неужели я больше никогда не буду омывать
мертвые тела погибших в кровавой войне мужчин наших союзных рас? Не стану
провожать в последний путь одиноких, ни кому не нужных жертв противостояния? Не
буду под указание главреи плакать над безымянной могилой, провожая усопшего в
последний путь?